Я протиснулся меж посетителями к стойке, за которой суетился дородный трактирщик. Взял кружку сидра и пирог с капустой, а ещё три рыбные головы для Кота. И пока мой друг смачно хрустел ими под лавкой, я завёл беседу с трактирщиком. Тот оказался мужиком весьма разговорчивым, готовым пообщаться хоть с купцом, хоть с Ловчим, хоть с самим чёртом, коли тот платил за еду и выпивку и вёл себя смирно. Так я узнал, что старика Озара он запомнил. Тот действительно вечером спускался в зал пропустить кружечку, но ушёл ещё до полуночи. Да и таким уж пьяным не был, чтобы заплутать в их городишке.

После трапезы мы с варигином вышли наружу. Я побрёл в переулок за трактиром, чтобы спросить с Кота, сможет ли он взять след, ежели я возьму у Нежаны какую-нибудь вещицу Озара. Но повезло нам быстрее, чем я успел раскрыть рот.

Стоило нам углубиться во двор за «Большим котлом», где нестерпимо воняло нечистотами, как мы одновременно заметили брызги крови на светлой каменной стене.

— Если это не Озарова, то я старая выдра, — Кот встал на задние лапы, упёрся передними в стену, вытянул шею и со знанием дела лизнул подсохшие, бурые подтёки.

Я невольно насторожился, ожидая приговора.

— Человек в годах, слегка пьяный, почки больные, — варгин задумчиво прищурился. — Отлить пошёл, небось. А тут его и…

Кот умолк, зашевелил усами в задумчивости.

— И? — выразительно протянул я.

Варгин рыгнул.

— Рыба с душком у них. Пузо теперь болеть будет, — он снова встал на четыре лапы. — Могу след взять. Запах ещё чёткий. Пошли. Глянем, куда выведет. Авось, живой ещё.

Не понравилось мне это «авось». Мне вообще этот город всё меньше и меньше нравился с каждой минутой. Нежить в бане заправляет, за деньги продаётся, людей обманывая. Да и люди сами врут друг другу на каждом шагу, облапошить норовят. Девицу с её горем на смех подняли. А сами с той же нежитью потом забавляться пойдут вечером, наверняка. Да и белоратник этот вчерашний на ум пришёл с его речами про раскрытие дела. Нехорошо складывалось.

Кот тем временем семенил по улочкам, да всё задворками. Принюхивался. Ворчал, что после дождя запах слабый совсем. Что чудом вообще сохранился. И, вероятно, крови несчастный немало потерял, раз даже после непогоды он может что-то учуять. Это мне тоже ужас как не понравилось.

А потом очередной переулочек вывел нас к окраине города, где тропинка сбегала к заросшему оврагу. Продравшись сквозь лопухи и колючий боярышник, мы наткнулись на землянку с просевшей крышей. Здесь было волгло после ливня. Под ногами чавкал напитавшийся влагой мох. Тучами кружила назойливая мошкара. Пахло гнилыми брёвнами, ушедшими в землю по самый скат крыши. Но даже сквозь эту затхлость я ощутил то же, что и мой друг: тяжёлый дух мясных помоев.

— Осторожнее, Лех, — предупредил меня Кот, когда я навалился плечом на дверь и без труда сорвал хлипкий замок с рыхлых досок.

Комнатушка оказалась необитаема и грязна. А ещё полна ветоши и разбитых бочек. Походила она на забытый богами домик отшельника. Только никакого отшельника и в помине не было. А что было, так это отчётливая тропинка на покрытом пылью полу от двери до люка, что вёл в подпол.

Я подошёл к нему и обнаружил ещё один запертый замок. Отыскал взглядом ржавую лопату средь прочего хлама. Поддел ею крышку. Навалился всем весом. И услышал, как с хрустом разломились доски, выпуская из себя ржавые гвозди. Но стоило мне откинуть крышку, как в нос ещё сильнее ударил запах гниющего мяса вперемешку с духом свежей крови, от которого на загривке варгина шерсть немедля встала дыбом.

Мы спустились вниз. Там Кот зашипел с отвращением. Его жёлтые глаза сверкали в сумраке, бегая с предмета на предмет. Точнее с куска мяса на другой кусок, коих здесь было развешено на крючьях под потолком превеликое множество. Зелёные мухи роились меж ними с громким жужжанием.

Я сделал шаг. Под ногами захрустела солома.

Тот, кто устроил здесь кладовую безумного мясника, заботливо рассыпал эту солому, чтобы она впитывала кровь, которая стекала с кусков мяса и капала на земляной пол. И это было втройне чудовищно.

— Человечье, — подтвердил мои домыслы варгин.

Он хотел вымолвить что-то ещё, но вдруг умолк. Метнулся в угол и там затих.

Над нашими головами заскрипели доски. Кто-то шёл уверенной, гневной поступью. И спустя мгновение в люке показалось лицо.

— Это он, как я и думал, — проворчал тот самый молодой белоратник, которого я встретил в «Веселине».

Раздались новые шаги. Мужицкие ноги в тяжёлых сапогах протопали к люку в подвал, да так, что с досок над моей головой труха посыпалась.

Парень из Белой рати спустился первым, тесня меня вглубь затхлого помещения. За ним вниз сошли двое городских стражников. Смятение на их лицах при виде кусков мяса сменилось яростью, стоило им перевести взгляды на меня. Отступать было некуда. И я лишь усмехнулся, когда один из них изрёк очевидное обвинение:

— Ну вот и попался наш убивец.

В ответ я лишь рассмеялся, чем вызвал негодующие взгляды стражников и презрение на лице белоратника.

— Что смешного? — хмуро спросил тот же страж порядка, угрожающе положив руку на эфес меча у пояса.

— Намекает, что невиновен, — парень из Белой рати прищурился.

— Ясное дело, невиновен, — я обвёл широким жестом логово безумного мясника. — Я вчера вечером в Посад прибыл, а убивец ваш себе кладовую устроил давненько. Вам не кажется, что я на его роль не подхожу? Так что извиняйте, братцы, на гнусного Ловчего всех собак повесить не получится.

Второй стражник зажал нос рукой, позеленев от отвращения. Он хотел было что-то возразить, но тут нас всех привлёк протяжный, жалобный звук, что доносился прямо из-за стены. Стон. Человеческий. Такой, что волосы зашевелились даже у меня.

Мы как по команде заозирались по сторонам в поисках источника этого звука.

Во мраке подвала средь вони свежего мяса и вскрытого нутра, от которой слезились глаза, за стаями мух и грязными тряпками, что скрывали земляные стены подвала, даже я не сразу разобрал, откуда раздался стон. Кот метнулся едва различимой тенью, дабы указать мне направление.

Я проследовал прямо туда, сорвал дряхлую мешковину и обнаружил дверцу в ещё одну подземную комнатушку. Только эта дверь заперта не была. Если в первой комнате хранились мясные заготовки, то во втором чулане обнаружилась разделочная.

Залитый кровью стол со ржавыми цепями. Пилы и топоры на стенах. Вёдра и тазы. И снова мухи. Они брызнули в разные стороны жужжащими точками. И открыли взору зрелище, от которого один из стражников громко выругался. Второго же вывернуло, заставляя извергнуть из себя всё съеденное и выпитое до последней капли. И пока он продолжал исторгать из себя содержимое желудка в тяжёлых, громких спазмах, мы с белоратником протиснулись внутрь. Обогнули стол и замерли подле прикованного за руки к стене старика.