– Я тоже так считал, – проговорил Кабанов. – Не страна, а сплошная гниль!.. Виноват, мэм. – Он быстро глянул на хозяйку. – Сел в автобус в Серафимово – прямой рейс до Киева. До отправления десять минут осталось. Я покурить вышел, а когда вернулся, сумки нету. Как корова языком слизала. Обе двери открыты, никто не видел посторонних. Вроде все свои, но сумки в автобусе нет. Я же не буду милицию вызывать, верно? Так и поехал без своей котомки. Хорошо, что паспорт и телефон при себе были. А вот деньги – в кармашке сумки.

– Как же ты добрался до Оболони? – не понял Ромка.

– С трудом, – буркнул Кабанов. – Но как-то исхитрился, проявил находчивость и инициативу.

– Дела-а… – сокрушенно протянул Григорий. – Не повезло тебе, мил-человек. Ты ешь, устал, наверное, проголодался. И много денег-то украли?

– Ну, примерно все, что были, – ответил Кабанов и картинно развел руками.

– Ладно, господа и товарищи, – заявил Антон, вскидывая руку с часами. – За столом хорошо, но пора и честь знать. Хозяева уже зевают, у них был трудный день. – Он не сдержал лукавой улыбки. – Быстро допиваем две бутылки и отправляемся на боковую. Что, Татьяна, найдется в твоих хоромах место для трех мужчин?

Двое легли на полу в комнате Женечки. Антону, старшему по званию и должности, достался детский диван. Спать ему пришлось, свернувшись калачиком, претерпевая лютые неудобства. Вытянуть ноги было невозможно.

Он проснулся раньше всех, бродил, взъерошенный, по крохотной комнате Женечки, запинаясь о тела товарищей, и ворчал себе под нос:

– Развалились тут, понимаешь, как лежачие полицейские!

– Почему из всех живых существ только люди должны вставать, когда не выспались? – простонал Воронец, обнимая импровизированную подушку – старую куртку, замотанную в какое-то покрывало. – Давайте не поедем никуда. Киев – прекрасное место, мать его городов русских!..

– Расслабились, товарищи военнослужащие, почуяли разлагающую вольность гражданской жизни? – воскликнул Антон, на ощупь отыскивая штаны. – Всем подъем, выходи строиться. Не будем больше мучить наших ни в чем не повинных хозяев.

– А эти добрые самаритяне в состоянии сделать нам завтрак? – осведомился изрядно опухший Шура Кабанов, поднимаясь из небытия.

– Сами приготовим, не маленькие. Спят еще хозяева.

Но Гриша и Татьяна не спали. Когда заспанные офицеры возникли на кухне, они стояли у подоконника и как-то странно смотрели на гостей. Григорий кусал губы, Татьяна нервно мяла кухонное полотенце.

– Танюша, мы сейчас уйдем, – сказал Антон.

– Тут это… – начал Григорий и закашлялся. – У вас же с документами все в порядке? Украинские паспорта, вы жители Калачана? Тут это… – повторил он и задумался.

Заговорила Татьяна. Не женское это дело – молчать.

– Гриша хочет сказать, что он согласен отвезти вас в Калачан, – сказала она и глубоко вздохнула.

Это решение было мучительным и выстраданным.

– Назад он не вернется, хочет отсидеться в Калачане у своего приятеля. Вы понимаете – пока не утихнет шумиха с мобилизацией. – Татьяна потупила глаза, в которых начали собираться слезы. – Если придут, скажу, что муж меня бросил, ушел из дома. Я не знаю, где он теперь.

– Рядом с Калачаном есть поселок Жмыхов, – сказал Григорий, отвернувшись к холодильнику. – Рядом с Винницкой трассой. Ты знаешь о нем, Антон. Вокруг него озера очень красивые. Толик Скоропад – мой давнишний приятель, в школе прапорщиков вместе учились. Он отслужил всего три года, потом переехал из Белгорода в Жмыхов, стал работать автомехаником, женился не так давно, ребенок маленький. Мы переписывались с ним прошлой весной, он был яростным противником Майдана, точно предсказал все, что происходит сейчас в стране. Но он не выступает, как Виктор, живет тихо, на рожон не лезет. Все-таки семья, зачем ему проблемы? У Толика дом на окраине Жмыхова. Я позвонил ему полчаса назад, разбудил. Он согласен приютить гостей, будет рад, поскольку ненавидит все, что происходит сейчас в стране и в Калачане. Я отвезу вас. У нас «Нива Шевроле», старенькая, но на ходу. В гараже ее держим, за домом. Вот только… – Григорий сконфуженно замялся.

– Бензин наш, – быстро сказал Антон.

– А также еда, выпивка, все прочие земные удовольствия и средства на подкуп должностных лиц, – заявил Роман, покосившись на Кабанова, скоропостижно обнищавшего.

– Господи, Гриша, тебя же посадят! – в отчаянии выдохнула Татьяна и смахнула с глаза слезу.

– Зато не убьют, – проворчал Кабанов.

– Женщина, ты просто собрание противоречий! – Григорий явно рассердился. – То стонешь, что меня убьют на войне, то ноешь, что посадят. Хватит жаловаться на жизнь. Нас жить никто не заставляет! Все, мужики, двадцать минут на сборы, потом по одному выдвигаемся к гаражу.

Проверок на выезде из Киева им удалось избежать. Этот город, прекрасный во всех отношениях, еще не превратился в осажденную крепость. Транспорт просматривался выборочно.

Но вот публики в защитном на улицах было с избытком. Чувствовался дух милитаристского угара. Армейцы, «бродячие» бойцы добровольческих батальонов и отрядов территориальной самообороны, члены боевых крыльев праворадикальных организаций… Вальяжно разгуливали патрули с повязками, на которых преобладали бордово-красные тона «Правого сектора».

На одной из улиц у величавого здания, отразившего в своем облике сразу несколько направлений архитектуры, собирался митинг. Люди разворачивали державные флаги, выгружали из грузовика звукоусиливающую аппаратуру, крепили растяжки с плакатами: «Владу молодым!», «Путин, забери своих коррупционеров!».

– Лишь бы не работать, – пробурчал Григорий, нервно вертя баранку. – Еще одна майданутая молодежная организация. Комсомольцы, блин!

В город с западного направления прибывала военная техника под украинскими знаменами. Шли тяжелые грузовики, волокли за собой на жестких сцепках что-то зачехленное, напоминающее полевые кухни.

– Высокоточные снайперские прицелы, – пошутил Кабанов.

Двигались колонны бронетранспортеров.

– Неужели им Запад помогает? – недовольно проворчал Роман. – Ну да ничего, скоро это железо достанется ополченцам.

Жесткого контроля на западных окраинах украинской столицы не было. Тут в основном стояли посты автоинспекции.

– На восточных въездах сложнее, – пояснил Григорий. – Но больше проверяют въезжающих. Люди, покидающие город, никого не интересуют.

Закончились столичные кварталы, потянулись пригороды, перелески. Григорий объявил, что намерен добираться до Винницкой области второстепенными дорогами. У «Нивы Шевроле» много недостатков, но осваивать бездорожье она вполне в состоянии. Водитель управлял машиной уверенно, почти не съезжал с асфальтового покрытия.

Украинские пейзажи ничем не отличались от российских, особого любопытства не вызывали. Антон с детства насмотрелся на эти пейзажи. Усиливалось волнение, какие-то неясные предчувствия. Он гнал их прочь, думал лишь о том, что едет на родину, и ничего, что уродина.