Папаша из № 2 стоял на пороге своей комнаты, держа в руках «Мишелоб»[43].

– Неплохая рубашка, – кивнул он мне, когда мы проходили мимо.

Миновав пять кварталов и перейдя через шоссе, мы оказались на небольшом пляже. Старые газеты и обертки от еды, припорошенные песком, дрожали на ветру. Мохнатые стебли полевички сбегали прямо к воде. Тиффани разулыбалась, прыгая вокруг Рокки, и показала на океан, вечно катящий свои волны на берег.

Рокки сняла шорты и рубашку. Она заметила, что я слежу за ней, и я отвернулся. Ее бикини было довольно скудным – четыре треугольника из красной материи, и, увидев это, я глубоко вздохнул. Она вся состояла из соблазнительных округлостей и тонких линий. Ее мускулы танцовщицы слегка порозовели, когда солнце нагрело их. Нос и щеки были красными, а волосы светились белым и золотистым цветами в лучах солнца. Девушка встряхнула свою одежду и сложила ее на песке. Ее движения показались мне очень эротичными. У нее были широкие для ее фигуры плечи, а спина была покрыта узелками мускулов, которые обычно получают в спортивных залах.

Я расположился на мелководье. С собой у меня была пара баночек пива, и я открыл первую, наблюдая, как Тиффани бежит к прибою, в совершенном восторге и на заплетающихся в песке ногах. Рокки завела ее в воду, и вдвоем они стали убегать от накатывавшихся волн. Смех девочки разносился над пляжем, как звук колокольчика, – это был звук абсолютного счастья, который совсем не выглядел глупым.

Когда купальник Рокки намок, он приклеился к ее телу, как бумага, и я смог рассмотреть ее соски и ложбинку ее попки. Она помахала мне рукой. Вместе с сестрой они стояли в накатывающихся волнах, которые покрывали их ноги сверкающей пеной. Смех девочки звенел над землей, а вода за их спинами была покрыта барашками и выглядела такой настоящей, что легко можно было представить себе времена, когда на планете были только вода и небо. Где-то на горизонте виднелся катер, который тащил за собой фигуру на водных лыжах, а совсем далеко на востоке, сквозь жаркое марево проступали контуры буровой.

Девочки вышли на берег, и Рокки стала показывать Тиффани, как надо строить замки из песка. Тиф показала на залив и спросила:

– А куда он идет?

– В океан.

– А что это такое?

– Еще больше воды.

– А та вода куда идет?

– Да успокойся ты. – Рокки пощекотала ребрышки малышки.

Ноги девушки были вытянуты в то время, когда она утрамбовывала мокрый песок, и не смотреть на нее в этот момент было трудновато, поэтому я стал рассматривать пляж. Полоска растительности, в которой что-то блестело. Пара толстеньких малышей, играющих в прибое. Чайки, парящие в потоках теплого воздуха и иногда пикирующие вниз, чтобы схватить что-то с поверхности воды своими клювами. Воздушный змей, раскрашенный во все цвета радуги, которого держал кто-то дальше по кромке прибоя и кого я не мог рассмотреть. Змей извивался и носился по кругу. Тиффани заметила его и стала показывать на него пальчиком.

Мимо прошла группа подростков с футбольным мячом; все они притихли и уставились на Рокки. Она их заметила и стала учить Тиффани утрамбовывать песок.

Я снял рубашку и растянулся под солнечными лучами. Решил представить, как мои клетки наполняются солнечным светом.

– Откуда эти шрамы? – спросила девушка.

– Какие именно?

– Вот эти, на боку.

Не открывая глаз, я погладил неровности кожи.

– Картечь.

– Стреляли из дробовика?

– Со слишком большого расстояния. Картечь здорово разлетелась.

– А вот этот, на плече?

– Нож.

– Должно быть, большой.

– Точно.

– А на ноге?

– Собака.

– Это я и сама догадалась. Ты ее убил?

– Не помню. – Но помнил я очень хорошо.

Я подождал ее следующего вопроса, а когда не услышал его, то приоткрыл веки и увидел, что она снова занялась Тиффани.

Допив пиво, я на несколько минут задремал, а когда открыл глаза, Рокки загорала, лежа на спине рядом со мной. Ее кожа покрылась капельками воды и песчинками, а там, где был пупок, собрались капельки пота. Находиться рядом с этим было невозможно, и я пошел в воду. Тиффани весело заверещала и вприпрыжку побежала рядом со мной. Воздушный змей все еще летал над морем, нарезая на куски бледно-золотой воздух. На кромке прибоя девчушка остановилась и протянула мне ручонки. Она громко кряхтела, как будто это могло помочь ей забраться мне на плечи. А потом я поднял ее над водой и притворился, что сейчас брошу на глубину; она вскрикнула от страха и сразу же засмеялась. Мне тоже захотелось что-то выкрикнуть, но я сдержался. Я защемил ей нос и бросился в прибой, стараясь держать ее над поверхностью, в то время как сам полностью ушел под воду; и она смеялась и отплевывалась, и задыхалась от восторга, а потом попросила проделать это еще раз. До самого вечера я чувствовал у себя в руках ее тельце, нежное, брыкающееся, но крепкое. Мы ходили с ней по пляжу, и время от времени она делала жесты абсолютно взрослой женщины – например, убирала влажный локон со лба или разглаживала с серьезным видом свой купальник. Рокки с улыбкой смотрела на нас.

Помню, один мой приятель сказал мне однажды, что каждая твоя любимая женщина является для тебя той матерью и сестрой, которых у тебя никогда не было. И что всю жизнь ты ищешь свою женскую половинку, свою женскую сущность, что ли. Этому парню разрешалось нести околесицу – он был «ботаником» и читал умные книжки.

Когда мы возвращались домой, то было невозможно удержаться и не отстать, наблюдая Рокки со спины, но мне кажется, что в тот день я бы не решился дотронуться до нее. А потом мы ели жареные креветки и сэндвичи с крабовым мясом, и я отвел их в аркаду, расположенную вдоль пирса. Там они играли в «Вак-а-мол» и «Миссис Пак-Ман»[44] и бросали кольца, а я бродил по пирсу, не выпуская их из виду.

Несколько цветных сидели вдоль пирса с удочками, а рядом, на берегу, вверх дном валялась лодка с пробоиной в днище. Я ясно слышал, как из этой дыры доносится кошачье мяуканье. Весь берег был покрыт слоем лотерейных билетиков. А потом мы посмотрели кино с, как мне кажется, Ричардом Буном[45] по телевизору, и к тому моменту, как я ушел к себе, они уже валились с ног от усталости, но выглядели очень довольными – и я понял, что мне это нравится.

А потом что-то, что я не могу описать словами, стало меня беспокоить. Как будто я забыл что-то очень важное, но не знал, что. Я вышел на улицу и посмотрел на пальмы, качающиеся в жарком воздухе, и на мириады звезд, усеивающие небо. И пошел вперед.