– Моя дорогая, – торжественно ответил Григорий, – ты можешь превращаться в кадушку, в подушку, в слониху, но не надейся, что я тебя выпущу из рук.

– Точно? – лукаво спросила Лиля и вдруг наткнулась на отчаянный взгляд Тани. Она умирала. Ей казалось, что все имеют в виду ее, говоря про кадушки и подушки. – Ой, – сорвалось у Лили. – Какую ерунду мы говорим, Гриша, а все слушают.

Она ущипнула жениха за колено под столом, и Григорий, мельком взглянув на Танино расстроенное лицо, все понял. Решил переменить тему:

– Я что хотел сказать про этот торт. Мой отец эту историю рассказывает постоянно. Это не анекдот, он прочитал в газете. У Ельцина корреспондент женской газеты спрашивает что-то типа: ваша жена сама готовит вам еду? А тот, будучи в хорошем расположении духа, отвечает: «Да. Я очень люблю торт, который называется «Поцелуй негра в ж…». Понимаете, так и написано было: «ж» и три точки…

Кто-то успел рассмеяться, потом вдруг все уставились на Дэвида. Тот спокойно допил вино из бокала, проглотил внушительный кусок торта, поднял взгляд, увидел отчаянные глаза Тани, пунцовое лицо Лили, прикушенную от досады губу Алены, растерянных мужчин…

– Вы не тушуйтесь, ребята, – великодушно сказал он. – Если бы вы знали, что я сейчас собирался рассказать о свойствах бледнолицых, вы бы уже были, как говорится, «пацталом».

– Отлично, – с облегчением рассмеялся Константин и хлопнул Дэвида по плечу. – Отличная шутка!

– Да, – выдохнула Лиля. – Смешно. Но ты, Гриша, как ляпнешь, я удивляюсь…

Григорий смотрел на невесту, как провинившаяся собака. Потом сказал Дэвиду:

– Она права. Ляпнуть – это мой конек. А ты действительно молодец, Дэвид. Так, по ходу, мы торт схомячили. Ален, устрой нам танцы. Только не то, что Лиля любит, я не могу за ней, как за бабочкой, охотиться. Мне – медляк.

Из-за стола Таня вышла, как человек, которому отсрочили смертную казнь. Все танцевали, разговаривали, вроде все было спокойно, и она побежала в комнату Артема: он ведь ждет ее. Мальчик действительно еще не спал, хотя уже был в пижамке, он по обыкновению прыгнул Тане на руки, обхватив ее ногами. На какое-то время они обо всем забыли. Играли, болтали. Потом вошла няня, строго посмотрела на Таню: «Артему пора спать». Она вернулась в гостиную… Ужас-ужас! Дэвид танцевал медленный танец с Лилей. Он ласково смотрел на нее, а она улыбалась ему, как Дюймовочка из цветка. У стены на них, набычившись, смотрел Григорий.

Как закончился этот вечер, как они оказались наконец в машине, Таня вообще впоследствии не могла вспомнить. Ничего, кроме горячего тумана в своей несчастной голове, она к концу приема не ощущала. В машине она молчала. Дэвид ей не мешал, хотя изредка посматривал на ее сосредоточенное лицо. Дома она сбросила в прихожей туфли на шпильках, прошла на кухню и села на диванчик. Когда на пороге появился Дэвид, она попросила, не глядя на него: «Выведи Жулю, я устала». Он вывел, вернулся, помыл собаке лапы, положил ей еды, Таня сидела на том же месте, не поменяв позы. Он сел рядом, помолчал, потом произнес:

– Ты, кажется, собиралась в гостях изображать бабу на чайник. Но делаешь это сейчас.

– Да? – вспыхнула Таня. – Я… Ты… – Она боялась заплакать. – Такого ужасного вечера у меня никогда не было. Я прошла сквозь все унижения…

– Какие? – серьезно спросил Дэвид.

– Ты еще спрашиваешь? «Кадушка», «подушка», этот идиотский торт с их идиотскими рассказами… Но самое главное – ты меня все-таки предал. Как я и думала.

– Почему ты так решила?

– Ты еще и лицемеришь. Я же видела, как вы с Лилей обнимались, как ты смотрел на нее… А она на тебя. А Григорий – на вас обоих. Он тоже все понял.

– Я не знаю, как мне поступить, – озабоченно сказал Дэвид. – Дать тебе возможность упиваться своими страданиями или что-то объяснить…

– Интересно, что ты можешь мне объяснить, – Таня постаралась произнести это саркастически, но тут же с надеждой уставилась на Дэвида.

– Ну, мое дело попробовать. Ты собиралась мне сегодня показать красивую подругу. Показала. Там оказалась еще одна красивая женщина. Я, конечно, не слепой, я нормально с ними общался… Я сравнивал, если честно.

– Боже! Какая низость! Ты сравнивал меня с… со всеми… И тоже смеялся надо мной.

– Ну да. И сейчас смеюсь. Потому что ты – смешная. Они – привлекательные женщины, Лиля очень необычная, я считаю. Но таких много… А ты… Ну, как объяснить. Только мужчина меня поймет. Ты – настоящая женщина. Во всем. Стопроцентно натуральный продукт, если говорить понятным тебе языком пищевой промышленности. Я, наверное, всегда мечтал о такой, сам о том не подозревая.

– Настоящая, как торт «Поцелуй негра в…»? Ой, как я выжила, не знаю, – она взглянула на его смеющееся лицо и зашлась в хохоте. – Кадушка, подушка… То есть все были как в бреду, и мы тоже…

Таня сползла с дивана на пол, чувствуя, что сейчас она уж точно умрет от смеха.

– Это и называется «пацталом»? – еле выговорила она.

Когда они отсмеялись и отдышались, когда Дэвид крепко прижал ее к себе, она отстранилась и спросила:

– А что такого необычного ты увидел в этой Лиле?

– Она – легкая, неустойчивая, трепетная, – серьезно ответил он, как будто ставил диагноз. – Ее мужчине нельзя ошибаться, нужно крепко ее держать, чтобы она не улетела…

Ольга и Зинаида Павловна встретились с Сергеем в Таниной квартире. Он привез заключение экспертизы, молча смотрел, как они читают.

– Это ужасно, – сказала Ольга.

– Да, какой-то кошмар, – добавила Зинаида Павловна. – Кому понадобилось так поступить с нами? Почему именно с нами?

– Ну, существует традиционное занятие – деньги воровать, – пожал плечами Сергей.

– Но почему у нас?

– Они у вас были, другой причины не вижу.

– А зачем сжигать квартиру?

– Чтобы никто не узнал, что у вас украли деньги. Тот, кто вас ограбил, заметал таким образом следы. Из чего вытекает, что он грабил или собирается ограбить не только вас. И это, скорее всего, человек, который находится близко, и вы его знаете. Попробуйте вспомнить, кому вы говорили про деньги.

Ольга внимательно посмотрела на мать, та в отчаянии всплеснула руками.

– Оленька, я могла… То есть я наверняка говорила. Что вы все на меня так смотрите. Я живу здесь полжизни, всех знаю, все знают меня. Да, я говорила соседям, что у нас нет счета в банке, что Оленька по ночам делает эти переводы и ей платят за них гонорары.

– Ты рассказывала, где мы держим деньги и сколько? – почти гневно спросила дочь.

– Я не знаю, Оленька. Я не помню. – Зинаида Павловна смотрела так жалобно, что Таня не выдержала:

– Оля, ты так ставишь вопрос, как будто мама рассказывала про деньги посторонним людям. Она говорит о том, что делилась с соседями. Ну, ты можешь себе представить кого-то из соседей, кто, получив такую информацию, побежит воровать и поджигать? Я не могу, например. Я тоже, наверное, много лишнего говорю.