– Стало быть, индивидуальный заказ? – вынес вердикт Жилин. – Однако. Надо думать, это тебе в немалую…

– Жилин, ты хочешь поссориться? – в голосе Шелестовой загремела гроза.

– Все-все, – Жилин отошел в сторону.

Я вбил обойму обратно в рукоять, погладил теплый материал вставок на ней, порадовавшись его странному рисунку (на обеих костяных пластинах было выгравировано одно и то же – круг, сплетенный из странных знаков, и линии, его перечеркивающие. Абсурдно, но красиво), и задал Елене один только вопрос.

– Почему?

– Комплектом к вашей машине, – хитро прищурилась она. – Одно без другого не смотрится.

Это был дорогой подарок. Слишком дорогой, даже если бы они все скинулись. Не люблю, когда происходят вещи, которые я не могу объяснить.

Я убрал пистолет в футляр, футляр в пакет, и сообщил всем:

– Угодили. Растрогали. Люблю. Выпьем.

На самом деле мне было немного стыдно. Да не немного, сильно. Я и сам сразу понял, что это не штамповка, к ширпотребу не делают такие футляры, да и сам пистолет достаточно было только взять в руки, чтобы все понять. Отлично я смотрелся на фоне этого подарка со своими шейными платками, ничего не скажешь.

Но и это все фигня по сравнению с другим. Она всегда впереди на один шаг. Всегда и впереди всех, включая меня. И совершенно непонятно – зачем ей это надо? Игра? Развлечение? Какая-то цель, о которой я ничего не знаю?

По-хорошему, все эти мысли надо бы рассказать Зимину, и пусть ей занимается безопасность, но это по-хорошему. А по жизни – не стану я этого делать. По крайней мере, пока.

Мы посидели еще часа полтора, за окнами давно стемнело. Не знаю, как остальным, но мне было так хорошо, как давно не было, я сидел среди своих, и моя душа отдыхала.

– Мне пора, – сообщила всем Таша. – Я не домой сегодня, пока доеду…

– Ух ты, – помахала пальчиком совершенно захмелевшая Соловьева. – У нашей маленькой злючки есть личная жизнь?

– Зато нет прыщей, – невинно ответила Таша. – Точнее – поэтому их нет.

На улице, куда мы вышли, оглашая окрестности гомоном, было прекрасно. С неба падал невесомый снежок, подморозило, и воздух был прозрачно-терпкий.

– Благость какая, – подняла руки в белоснежных варежках к небу Шелестова и закружилась на месте, полы ее шубки затрепыхались. – Неужели будет Новый Год со снегом и морозом? Я уж и забыла, как это.

– Да, в последние годы не погода, а фигня была, – подтвердил Самошников. – Грязь да слякоть. Только водку пить да песни петь, даже на улицу идти не хотелось.

– Песни! – Шелестова снова закружилась на месте. – Пошли в караоке, а?

– Здесь нет поблизости ничего такого, – пыхнул дымком сигареты Петрович и поддержал норовящую упасть Соловьеву. – Я уже разведал.

Это да. Петрович, устраиваясь на новое место, непременно совершал обход всех точек общественного питания в округе. Зачем – неизвестно, но был у него такой пунктик.

– Жа-а-а-аль, – вздохнула Елена, на которую, как, впрочем, и на всех, свежий воздух подействовал как старые дрожжи. – О, а ты говоришь – нету!

Она ткнула рукавицей в сторону банка, находившегося неподалеку, точнее, в бегущую надпись на его фронтоне.

– «Только в нашем ба-а-анке новые процентные ста-а-а-авки», – на мотив «Напилась я пьяна» затянула Елена. – «Ра-а-азмещая вкла-а-а-ады»…

Это было заразительно. Первой к Шелестовой присоединилась Соловьева, буквально повисшая на флегматично курящем Петровиче, послышался басок Жилина, да я и сам не заметил, как влился в общий хор. Даже Вика перестала дуться и присоединилась к нам. А вот Ксюша смылась, не попрощавшись. Впрочем, этого никто, кроме меня, по-моему, и не заметил. Застенчивая она, и как по мне – даже излишне. Наша профессия публична и, как и другая древнейшая профессия, не терпит чистоплюйства и излишней деликатности. Надо будет с ней по этому поводу поговорить, и серьезно, потому как если она и дальше собирается в уголках отсиживаться, то лучше пусть сразу, пока время есть, другую профессию пойдет получит. В этой ей, с таким подходом к делу, ничего не светит.

– «До двадцати проценто-о-ов», – выводили мы слаженно, вглядываясь в бегущую надпись. – «Выплаты проценто-о-ов многовариантны-ы-ы».

Охранники смотрели на нашу компанию ухмыляясь и переглядываясь, но не присоединяясь. Оно и понятно – служба.

– Хорошо, – сообщила всем разрумянившаяся Шелестова и начала отплясывать что-то вроде твиста. – Не люблю, когда на Новый год скучно. Вот, помню, когда я еще с папкой жила, то мы такие штуки на праздник придумывали! Один раз я карту нарисовала, вроде пиратской, и мы всей семьей по дому лазали, а потом в саду. Я там просто заранее фейерверки спрятала. Так весело было!

– А вот мы в части… – начал было Жилин, но его перебил старший телохранитель.

– Харитон Юрьевич, мне очень жаль, но вам пора, – тактично, но твердо сообщил он. – Открытое пространство, да и время уже не раннее. Так что – извините…

– Труба зовет, – понимающе сказала Шелестова. – Всё по часам. Жаль.

– И мне, – согласился с ней я. – Спасибо вам, ребята, за этот вечер, за то, что вы есть. Правда – все было здорово. Давно мне так хорошо не было.

– Многие вещи можно понять только тогда, когда они потеряны, – Елена помахала мне рукавичкой и прощебетала: – Веселого Нового Года и славного Рождества! Впрочем, может, я еще позвоню!

– Завтра можете на службу не приходить, – порадовала коллектив Вика. – Я сама все уберу и закрою помещения. Киф, ты не против?

– Я? – ну да, последнее слово она, как всегда, хотела оставить за собой. Ладно, пусть ее. – Я только за. Никуда не пойду, дома останусь!

Вика, похоже, так и не поняла, почему все засмеялись.

Как ни странно, нас не повезли во внутренний гараж, а провели через главный вход. То ли на разрыв шаблона, то ли еще почему?

Главный холл стал еще праздничней, чем был. Добавились разноцветные светящиеся гирлянды, шарики, которые переливались всеми цветами радуги, еще какая-то новогодняя мишура. С удивлением я осознал, что у меня впервые за много лет в душе шевелится ощущение праздника, что-то такое, что было утрачено с процессом, называемым «взросление». С опаской взглянув на стойку, я с облегчением вздохнул – Дарьи там не было. Я ее и в одиночку-то побаиваюсь, а уж с Викой, которая взяла меня под руку… Не надо мне такого счастья. И то диво, что она ничего мне в машине не стала выговаривать, хотя, может, просто при охранниках не хотела скандал устраивать. В последнее время она стала вести себя немного по-другому, не так, как раньше, изменилась у нее модель поведения. Я даже стал подозревать, что она начала почитывать «Космополитен».

– Каково? – невесть откуда появился Валяев. – Привет, Викуля.

Он чмокнул ее в щеку.