Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ – недовольные взгляды. Но все молчат. Не рискуют нарываться на гнев Тах-Шеца. Раз Старейший мужчина позвал сюда… этого, значит, так тому и быть.
– Земля много говорит, – продолжил Максимон. – Оутль готовится к Карнавалу Мертвых. В каждом городе царит предпраздничная суматоха, когда смертные подбирают наряды и дары для предков, эс-калавера вспоминают свои страшные ритуалы, а вугу призывают темнокожих божеств на пир духа и плоти. Именно в это время случается то, к чему мы часто не готовы. Вчера мне попало это…
Раскрытая ладонь Максимона. На ладони…
Ичтли чуть склонил голову к плечу и прищурился.
Скорпион.
Только не из тех, что живут в реке Шибальбы. Он небольшой, скорее похож на пустынных жителей, которые обитают в песках за Чиламом. Только вот даже отсюда чувствуется, что со скорпионом что-то не так. Ну, кроме того, что он мертв.
Будто какая-то неведомая сила, сладковатая и густая, наполняет его изнутри и светится через трещины на расколотом панцире.
Шбаланке вдруг зашипел подобно разъяренному ягуару.
Максимон бросил на него задумчивый взгляд.
– Ты прав, бог-ягуар. Здесь есть то, с чем мы все когда-то сталкивались. Там, где остались навсегда покинутые храмы таинственных ольтеков, что давно не видели ни жертв, ни даров, восстало нечто такое, с чем не стоило бы встречаться.
Шок-Аху оказалась рядом с Максимоном. Хотела было взять скорпиона, но сухая рука замерла над мертвым тельцем.
– Я чувствую кровь, – отрывисто произнесла она. – Много крови.
Тах-Шец сжал кулак.
– Ты хочешь сказать…
– Он вернулся. У нас мало времени.
***
– Яяухкуи.
– Повтори…
– Яяухкуи. Черное курящее зеркало. Что тут не ясно-то?
Нет, это решительно невозможно. Если придется каждый раз к нему так обращаться, то я попросту сломаю язык. А мне он еще дорог как память и крайне важный орган в организме.
Лицо во тьме постоянно меняло очертание.
Точнее, в темном пространстве, которое было «ограждено» тяжелой золотой рамкой, сделанной с нереальным мастерством. Кто бы ни был этот создатель, он разбирался в прекрасных вещах. Даже квадратные лики древних божеств были наделены такой красотой, что я на некоторое время позабыл обо всем на свете.
Но вот внутри рамки… Там было нечто живое и беспокойное. Оно то становилось гладким, словно речная гладь на рассвете без единого вздоха ветерка, то рябило без остановки. А то и вовсе начинало клубиться смоляным дымом, рисуя фантастические фигуры.
Последней из них стало морщинистое лицо. Вытянутые мочки ушей, полные губы в кривоватой, но весьма добродушной усмешке, и глаза, прикрытые тяжелыми веками. Причудливый головной убор. Такое наверно носили ольтеки, во всяком случае, нечто похожее изображено на стенах заброшенных храмов в пустыне.
Потом из дыма появилась худая рука с невероятно длинными пальцами. Между последними была зажата сигара. Запах нуа-нуа наполнил всю комнату.
Роза смотрела на это во все глаза. Она явно не ждала, что в доме могут быть такие сюрпризы.
– Простите, а вы кто? – наконец-то спросила она.
– Черное курящее зеркало, – любезно повторил Яяухкуи, – прорицатель. Вы дивно хороши собой. Буду признателен, если представитесь, прелестная сеньорита.
– Роза ди Муэртос, – пробормотала она. – Прорицатель?
Мы с Чочу переглянулись.
Да, было дело. Еще в те времена, когда я тут жил и всячески наслаждался жизнью, не заимев толпу врагов, слышал про дивных прорицателей. Зеркальных прорицателей, которые могли показывать будущее. От своего приятеля Ичтли, бога дождя.
Что у забытого народа ольтеков и у их предков были чудные живые артефакты – живые зеркала времени. Они могли приподнять дымовую завесу реальности перед будущим. А временами и показать прошлое.
Только вот… я не подозревал, что когда-нибудь смогу их увидеть. И что он… оно… курит!
Яяухкуи покосился на меня и хмыкнул:
– Молодой человек, я чрезвычайно благодарен, что вы почуяли мое желание вновь увидеть этот мир. Видите ли, меня любезно положили в этот шкаф, а потом зачаровали сном, чтобы никто не мог нарушить покоя. Но со временем что-то пошло не так, не хватало сил самому выйти из состояния сна-транса.
– Сколько же вы спали? – осторожно поинтересовалась Роза.
Что интересно, она по-прежнему стояла за моим плечом. Несмотря на то, что Яяухкуи вел себя весьма миролюбиво, сразу принять, что это нечто находилось в твоем шкафу, пялилось на нижнее белье и слушало, чем ты занималась в спальне, весьма проблематично.
– Долго, – задумчиво произнес он. – Сейчас очень сложно прикинуть… Ощущение времени в этом гробу весьма странное. А что сейчас у нас вообще?
– Девятый кин Дождливого Ягуара Вактуна Ночи по Долгому Счету Дней, – мрачно встрял Чочу.
В глазах Яяухкуи на мгновение отразился целый спектр эмоций.
– Охо-хо, милосердные боги, как долго я спал!
– И сколько же? – уточнил я.
– Много, – обтекаемо ответил он. – Посчитаю – скажу.
Чочу медленно подплыл к зеркалу. Череп окружило алое сияние. Легкая вспышка. Яяухкуи ругнулся на каком-то древнем наречии.
– Прошу прощения, – ни капли не смутился Чочу. – Я – Хранитель этого места. Поэтому не одобряю сюрпризы.
– Чочмо на твою макушку, Хранитель, – проворчал зеркальный прорицатель. – Какие сюрпризы?
– Теперь вижу, что никаких, – хмыкнул тот довольно. – Добро пожаловать и все такое. Правда, шкаф…
Роза только вздохнула.
Ну да, шкафа толком и нет. После того, как Яяухкуи вернул свою прежнюю форму, ничего от шкафа и не осталось. Хорошо хоть находившиеся там вещи рухнули на пол. Иначе бы Розе пришлось срочно обновлять свой гардероб.
Яяухкуи посмотрел на Розу:
– Простите, прелестная хозяйка, не хотел доставлять вам хлопот. Но уж так вышло. Обещаю помочь в том, в чем попросите. Конечно, той мощи, что у вашего друга, во мне нет. Но, тем не менее, можете на меня рассчитывать.
– Друга? – непонимающе спросила Роза.
Я насторожился. Взгляд Яяухкуи скользнул по мне. Пусть быстро, но Роза не дура, она успела все увидеть.
Но на выручку пришел Чочу:
– Роза, дорогая, давай-ка выйдем на пару слов.
Она попыталась возразить, но он так деловито пронесся мимо нее, обдав алой волной искр, что той ничего не оставалось, как последовать за ним.
Я только недоуменно проводил их взглядом. Кажется, мелкий что-то задумал.
Стоило двери закрыться, как повисла тишина.