– Нас, тех, кто окормляет москвичей, много, – возразил митрополит. Голос молодого священника был одновременно успокаивающим и пугающим, так что Алексий смотрел на него с немалой настороженностью. – А у тех бедняг в глуши нет никого. Нет-нет, туда должен отправиться именно ты. Поедешь через три недели.

«Петр Владимирович – человек рассудительный, – подумал Алексий. – И года не пройдет, как этот выскочка умрет или, по крайней мере, перестанет быть таким красавчиком. Это лучше, чем убивать его прямо сейчас, чтобы люди не сочли его святым и не начали поклоняться его мощам».

Отец Константин открыл было рот, но встретился с глазами митрополита: взгляд у того был твердым, как кремень. По обе его стороны стояли рынды, а у входа – еще пара с внушительными секирами. Константин проглотил то, что собирался сказать.

– Не сомневаюсь, – мягко проговорил Алексий, – что до отъезда тебе надо немало сделать. Да пребудет с тобой Господь, сын мой.

Бледный Константин прикусил алые губы, наклонил голову и резко повернулся. Его плотная ряса развевалась и хлопала на ходу.

– Туда ему и дорога, – проворчал Алексий, хоть до конца и не успокоился.

Он плеснул в чашку холодного кваса и выпил его залпом.

* * *

В разгар лета дороги были сухими, поросшими травой. Теплое солнце ласкало душистую землю, теплые дождики рассыпали по лесу цветы. Однако Константин ничего не замечал: он ехал рядом с посланцем Анны, гневно кусая губы. Пальцы у него ныли от желания сжать кисть, он тосковал по краскам и иконным доскам, по своей прохладной тихой келье. Но больше всего ему не хватало людей: их любви, жажды и полуиспуганного восторга – по протянутым к нему рукам. На свою беду встретил он этого всевластного митрополита! И теперь изгнан просто потому, что люди предпочитали именно его.

Ну что ж. Он обучит какого-нибудь деревенского паренька, позаботится о его рукоположении, и тогда сможет вернуться в Москву. А может, он уедет дальше на юг, в Киев, или на запад, в Новгород. Мир велик, и он, Константин, не намерен гнить на какой-то лесной заимке.

Неделю Константин злился, но потом природная любознательность взяла верх. Чем дальше они уезжали от обжитых земель, тем величественнее становились деревья: необхватные дубы, сосны высотой с колокольню. Светлых лугов становилось все меньше, лес подступал к обочинам дороги. Свет был зеленым, серым и лиловым, тени ложились мягче бархата.

– Какие они, земли Петра Владимировича? – спросил как-то утром Константин у своего спутника.

Гонец вздрогнул. Они ехали уже неделю, и до этого красивый священник размыкал уста только для того, чтобы поесть.

– Очень красивые, батюшка, – уважительно ответил посланец. – Деревья выше храмов, повсюду светлые ручьи. Цветы летом, плоды осенью. Но вот зимой холодно.

– А твои господин и госпожа?

Константину невольно стало любопытно.

– Хороший он человек, Петр Владимирович, – отозвался гонец с явной теплотой в голосе. – Иногда суров, но справедлив, и его люди никогда не терпят нужды.

– А госпожа?

– О, хорошая женщина, хорошая. Не такая, как прошлая госпожа, но все равно хорошая. Я ничего дурного о ней не знаю.

С этими словами он опасливо покосился в сторону, и Константин задумался, о чем именно гонец не договаривает.

* * *

В тот день, когда к ним приехал священник, Вася сидела на дереве и болтала с русалкой. Когда-то эти разговоры Васю смущали, но сейчас она привыкла к наготе зеленокожей женщины и постоянной капели со светлых волос, похожих на водоросли. Странное создание сидело на ветке с кошачьим спокойствием, непрестанно расчесывая длинные пряди. Гребень был самым главным сокровищем русалки: если бы ее волосы высохли, она умерла бы, а вот гребень наколдовывал воду где угодно. Если Вася смотрела внимательно, то видела, как с зубцов гребня течет вода. Русалка любила полакомиться мясом: она утаскивала пришедших на водопой оленят, а порой и молодых мужчин, решавших поплавать в разгар лета. Однако Василиса ей нравилась.

Время было довольно позднее, но солнце длинных северных дней заливало светом их обеих, заставляя Васины волосы сиять и превращая русалку в зеленоватого призрака. Водяное существо было таким же древним, как само озеро, и порой изумленно взирало на Васю – дерзкое дитя нового мира.

Они подружились при странных обстоятельствах. Русалка утащила деревенского паренька. Вася, видевшая, как юнец пошел ко дну, пуская пузыри, и как метнулись зеленоватые пальцы, кинулась в озеро за ним. Хоть она и была еще ребенком, в ней пылала сила ее смертности, так что она могла потягаться с русалкой. Схватив парнишку, она вытащила его на поверхность. Они благополучно добрались до берега и паренек, в ссадинах, нахлебавшийся воды, смотрел на Васю с благодарностью и ужасом. Он вырвался из ее рук и бросился в деревню, как только почувствовал под ногами землю.

Вася пожала плечами и тоже направилась домой, отжимая из косы воду: ей пора было поесть. Однако долгим весенним вечером, когда каждый листик, каждая травинка черными силуэтами рисовались на фоне окрасившегося в синий цвет воздуха, Вася вернулась к озеру. Она села на берегу, опустив пальцы ног в воду.

– Ты хотела его съесть? – спокойно обратилась она к воде. – Другого мяса найти не могла?

Наступило короткое молчание, наполненное шелестом листвы, а потом журчащий голос ответил:

– Нет.

Вася вскочила на ноги, всматриваясь в листву. Это была почти случайность, что ее взгляд поймал гибкие очертания обнаженного женского тела. Русалка свернулась на толстой ветке, сжимая в руке что-то белое и блестящее.

– Не мясо, – сказала она, передергиваясь. Волосы струились у нее по спине, словно маленькие волны. – Страх… и страсть… то, что тебе не знакомо. Они придают воде вкус и питают меня. Умирая, они, наконец, меня узнают. Иначе я была бы всего лишь озером, деревом и камышами.

– Но ты их убиваешь! – возмутилась Вася.

– Все когда-нибудь умирает.

– Я не позволю тебе уничтожать моих людей.

– Тогда я исчезну, – равнодушно проговорила русалка.

Вася на мгновение задумалась.

– Я знаю, что ты здесь. Я тебя вижу. Я не умираю и не боюсь, но… я тебя вижу. Я могу с тобой дружить. Этого хватит?

Русалка смотрела на нее с интересом.

– Может быть.

И, верная своему слову, Василиса приходила встречаться с водяным созданием, а весной бросала в озеро цветы, и русалка не умирала.

В ответ русалка научила Василису плавать так, как могут немногие, и лазить по деревьям не хуже кошки. Так и случилось, что они оказались вместе, устроившись на ветке, с которой было видно дорогу, по которой к Лесному Краю подъезжал отец Константин.

Русалка заметила священника первой. Ее глаза заблестели.

– Вот едет подходящий для еды!