– Его Светлость герцог Бетенгтон вернулся домой месяц назад. Он не видел сына больше десяти лет, но при встрече, было ясно видно, он испытал чувство очень далёкое от радости. Казалось, он своим взглядом был готов просто испепелить бедного Фрэнка. Признаюсь, эта столь нерадушная встреча старшего и младшего Гейсборо вдруг навела меня на мысль, которая сегодня, благодаря нашему с вами знакомству, превратилась в уверенность… Уж слишком сильно ваши сыновья похожи на вас, Ваше Сиятельство! Теперь я уверен, герцог плетёт вокруг Френсиса какие-то жуткие интриги, понятные пока лишь ему одному. Я отсутствую во дворце меньше суток, и хочется верить, что ещё ничего страшного не случилось… Так что, ясно как божий день, что тот несчастный ребёнок выжил, подозреваю что и остальные тоже… Пожалуй, вот и всё, что я хотел вам сказать, сударь. Ещё раз прошу простить меня за, что я был так многословен, – и Рай замолчал.

Что ж, граф кивком поблагодарил гостя за этот рассказ, встал и отошёл к окну, да так там и замер. Ни Антуан, ни Рай не могли видеть его лицо, но прервать задумчивость Его Сиятельства никто из них не решался.

А тем временем над Туманной Гаванью ползли тяжёлые тучи, всем своим видом грозя затяжным дождём. Мгла сгущалась всё больше и больше, поглощая земной мир и небесный.

И вдруг граф ожил:

– Ко дворцу Бетенгтон по-прежнему ведёт превосходная дорога?

– Да, верно, сударь, – Рай невольно обратил внимание на осведомлённость графа, но всё же счёл возможным уточнить, – Хоть это и не самая короткая дорога, путь по ней займёт максимум часа три быстрой езды.

– Превосходно. Едем!

– Но, сударь, право, нет необходимости так спешить! – вскинулся Рай.

Но граф не был готов к отказу, с сомнением повёл головой.

– За окном непроглядная ночь. Если выехать на заре, мы ничего не потеряем, – уверенно заявил Рай и, видимо, желая придать слова больше веса, даже поклонился, словно уже и забыл, что совсем недавно и сам собирался отправиться в дорогу именно ночью.

– Но, если я не ошибаюсь, будет дождь… – нахмурился граф.

– Будьте уверены, Ваше Сиятельство, дождь этой дороге не страшен.

И граф, наконец, выразил некоторое сомнение, призадумался.

– Отец, – вскинулся и Антуан, – Может быть, и правда не стоит спешить? Мы ничего не потеряем, если проведём ночь в тепле, а вы расскажите нам историю вашей с герцогом вражды.

– Звучит заманчиво, – улыбнулся граф сыну, но уже в следующую секунду его пытливый взгляд упёрся в гостя, – Господин Рай, вы ясно заявили, что с вашей помощью Френсис не оправдал надежды герцога. Это позволяет мне предположить, что между ними сложились очень непростые отношения… И вот вы здесь, в Туманной Гавани, совершенно очевидно волнуетесь за своего воспитанника. Но в то же время, вы считаете возможным задержаться. Что ещё вы нам не сказали?

– Да, верно, сударь, – Рай улыбнулся, поняв, что граф услышал больше, чем ему было сказано, – Меня, наконец, выставили из дворца… – и брианец кратко рассказал о том, как Гарри Патерсон попытался опоить его. В завершение рассказа Рай показал записку, в которой содержался приказ держать его пленником до особых распоряжений.

– Значит, у нас ещё есть время, – сделал вывод граф.

– Я тоже так думаю, – с надеждой в голосе поддержал его Рай, – Сегодня меня должны были повязать. Значит, если что и начнётся, только завтра. Эх, с самого начала было ясно, что меня пытаются скинуть с шахматной доски, но я наивно полагал, что ещё есть хотя бы один шанс из ста удержаться… Вот уж не думал, что этот самый шанс приведёт меня к вам. Не даром люди говорят – нет худа без добра! Такая новость! С ума сойти! Вот, значит, почему о жене герцога и её семье почти ничего неизвестно! Я всегда думал, что слишком уж много странного забвения вокруг этого вдруг сгинувшего рода. Люди единодушно списывали эту таинственность на неразбериху, порождённую бушевавшей тогда в Бриании гражданской войной. Но, оказалось… Да… Наконец-то Френсис сможет скинуть с себя эти оковы и обрести настоящую семью!

– Конечно, господин Рай, – воскликнул Антуан, – Френсис никуда от нас не денется. И с герцогом, похоже, будет весёлый разговор. Верно я понимаю, отец?

Да, Антуана и Рая просто распирало от любопытства. Слишком многое ещё было не сказано. Граф взглянул на них, усмехнулся и, наконец, принял решение:

– Хорошо. Поедем на заре, – и это решение не подлежало дальнейшему обсуждению.

Граф вернулся на своё место, и стало ясно, что он собирается говорить. Его рассказ обещал быть не менее интересным, чем рассказ Рая. Его Сиятельство с каким-то мягким теплом посмотрел на Генриха, и этот взгляд тронул того до глубины души. Так на Рая порой смотрел Френсис, но это был его отец, настоящий отец, и душа брианца преисполнилась гордости. Он воспитал для этого человека достойного сына, хотя уже где-то вдалеке дала о себе знать и ревность. Герцог мог очаровать, обмануть Френсиса, но только граф мог стать для юноши другом. Почему-то Рай сразу уверовал в это.

– Что ж, сударь, я очень признателен вам за искренность и знаю наверняка, что никогда не смогу по-настоящему отблагодарить вас, – мягко, но без излишней нежности произнес граф, – Вы вернули нам с женой самое дорогое, что у нас есть на свете, наших детей… Теперь и Френсис войдёт в нашу семью и займёт в ней достойное его место, место, предназначенное ему от рождения. Уверен, герцог замышлял сделать из него изощрённое орудие пытки для нас с графиней, но, как я понял, вашими стараниями, его планам не суждено было сбыться. Видно, сам Господь послал вас нам в союзники… Слова всего не передадут. Потому я умолкаю и просто склоняюсь перед вами. Знайте, всегда и во всём вы можете рассчитывать на меня, мои знания, деньги и власть. Я ваш должник, и, если хотите, друг.

От таких слов графа Рай так расчувствовался, что даже ощутил ком в горле:

– О, что вы, Ваша Светлость! Право!.. Мне не надо большей награды, нежели честь считать себя вашим другом!

Граф мягко улыбнулся и обратил взгляд на сына.

– Ладно, теперь моя очередь кое-что рассказать. Что ж, сейчас это будет сделать легче… Возможно, с нашей с графиней стороны было ошибкой придать забвению дела давно минувших дней, скрыть от тебя, Антуан, тот факт, что от рождения вас было четверо. Да, всё за то, что Френсис при рождении наречён Жаном, но это теперь ему решать, станет ли он менять имя или останется с тем, к которому привык.

Графу потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и, вот он уже начал свой рассказ:

– Вы ведь хотите узнать, что нас с герцогом связывает, откуда родом такая наша взаимная ненависть? Что ж, готовьтесь, рассказ будет долгим, и начать придётся из далека… Да, минуло уже больше двадцати лет… Тогда я был также молод, как и ты сейчас, Антуан. Я служил в гвардии Его Величества короля Фрагии и мечтал о всемирной славе, а рядом со мной в горе и радости, в бою и кутеже, всегда был мой лучший друг, Ромен де Монсар, но всё когда-нибудь заканчивается. Пришёл день, и Ромен, приняв наследство и став графом де Монсар, ушёл в отставку, а я остался один, ведь бросить службу я не мог, так как это было единственным средством моего существования. Да, друзья, тогда я был в большой ссоре с моим отцом. Я хотел жить в полную силу, жаждал приключений, славы, хотел дышать полной грудью, а отец… Он отказал мне в праве именоваться графом де Лаган, отказал в доступе к фамильным банковским счетам. Я носил титул виконта де Валеньи с правом распоряжаться не более, чем десятой частью от доходов этого имения. Отец грозил отречением, если я не брошу службу… Лишь много позже я узнал, чем было вызвано такое его поведение, на чём он так сильно обжёгся, от чего хотел уберечь меня… Всё бы наладилось в один момент, уступи я требованиям отца, но он хотел от меня невозможного, стать тихим провинциалом!.. Итак, я оказался разлучён с другом, почти братом, но он обо мне не забыл. В один прекрасный день он явился в Фонтэнж, чтобы забрать меня с собой в гости к его тётке виконтессе де Гурье. Я благословляю тот день, когда Ромену пришла в голову эта мысль. Так судьба привела меня в Бордон, и там, в гостях у тётки моего друга я встретился с его троюродной сестрой, Арабеллой де Гурье, да, с твоей матерью, Антуан. Она в один миг повергла мое бедное сердце к своим стопам. Ей только минуло восемнадцать, она ещё не была представлена ко двору, и её чистая красота так контрастировала с гламурным лоском придворных дам словно свежий горный воздух против пыльного тумана Фонтэнжа! Это была сказочная фея! Бордон лежал у её ног, но, казалось, она совсем не замечала это…