Оленьи рога, в количестве нескольких пар, можно было принять за атрибут языческих шаманов, если бы не паутина, которою их плотно затянуло. Все предметы мягко покрыла пыль. Под ними лежали шкуры. Одну стену полностью занимали развешенные рыболовецкие сети. На дощатой полке уцелели старообразные чугунные котлы, какой-то инвентарь и пара штофов из темного, мутного стекла. Конская сбруя свешивалась с большого ржавого крюка. Берестяной короб почернел, а грубо сложенный из камня очаг хранил следы вековой гари и копоти. Я облизнула губы, сказала:

– Надо разжечь огонь… отогреться, пока не околели…

Андрес кивнул:

– Пойти поискать каких-нибудь веток?

– Веток? Зачем? – Глупый вопрос. Любой ребенок знает, где в зимовье хранят древесный уголь на растопку. Я обхватила себя руками и стала растирать предплечья, чтобы хоть немного согреться и вынырнуть из этой сладковатой дрожи в свое нормальное состояние. – Андрес, загляни в коробку или в ведро. Насыпь угля, отогреемся, потом будем думать дальше. Ты что, никогда не был в таких местах?

– Нет. Я нигде, кроме Осло, не был, я вообще второй раз в Норвегии.

– Разве ты не норвежец?

– Норвежец, но только наполовину. Надеюсь, на лучшую половину.

Он щелкнул зажигалкой, и черные кусочки угля начали разгораться красноватым жаром, я потянулась и протянула к очагу ступни, медленно пошевелила пальцами, чтобы поочередно почувствовать каждый из них. Вроде не успела ничего отморозить, наверное, благодаря выпитому коньяку. Сейчас сниму штаны, пока они окончательно не высохли, впившись в кожу. Тело слушается меня с трудом, но все равно мне очень повезло.

– Твоя мама норвежка?

– Нет, отец. Моя мама из Кейптауна, но сейчас в подданстве США.

– Ты отлично знаешь норвежский! – похвалила я, хотя говорил Андрес с некоторой излишней правильностью, так свойственной иностранцам или выпускникам престижных американских университетов, успевшим подзабыть свой родной язык. Хотя зачем выпускнику «Лиги плюща» [27] горбатиться на такой хлопотной и финансово бесперспективной должности? Или он просто подсмотрел такую манеру речи у гостей?

От холода мысли у меня ворочались медленно, как сползающий в долину глетчер. Пока я размышляла, Андрес попытался развернуть одну шкуру, но поднял такую пыль, что пришлось высунуться в низкие двери и основательно ее вытрусить. Возникший сквозняк едва не погасил чахлый костерок. Здесь наверняка есть огниво, если пошарить по полкам, но мой сотоварищ по несчастью предпочел снова воспользоваться зажигалкой. Тролли наверняка приберут к рукам такую вещицу – выглядит как золотая, во всяком случае, очень респектабельная. Не могу удержаться от неуместного вопроса:

– Слушай, зачем тебе зажигалка? Разве ты куришь?

– Очень редко. Но всегда ношу с собой зажигалку – прикуривать гостям.

– Сейчас мы сами гости, – пробормотала я, сдерживая улыбку: Андрес как раз стаскивал вымокшие брюки и обматывался шкурой, на глазах превращаясь в натурального Робинзона. Я живо представила, как мы торчим здесь достаточно долго, его эпилированная грудь покрывается естественной растительностью, а на лице появляется сперва «трехдневная небритость», а потом настоящая борода. Интересно, ягодицы классического персонажа были такими же мускулистыми и притягательными? Ладонь сама потянулась, чтобы шлепнуть, я смогла удержать ее только в самый последний момент. Похоже, пока я болталась в ледяной воде, некие связи между моим мозгом и телом нарушилась, и теперь тело научилось творить, что ему вздумается, не дожидаясь одобрения разума. Что ж, придется водворить его обратно в цивилизованные рамки.

– Хочу поискать воду. Надеюсь, мы сможем вскипятить ее в этом ужасном котле? – он провел пальцем по запекшемуся днищу чугунка.

– Сможем. Только ищи не воду, а снег. Или лед – в тенистых оврагах его полно. – Если жертва цивилизации, вроде Андреса, возьмется искать ручей, напьемся мы не скоро.

К теплому питью у нас нашелся бонус – маленькая шоколадка, завалявшаяся в спасательном жилете Андреса. Если я посплю хоть пару часов, смогу выйти наружу и набрать чего-нибудь съестного – ягод, рыбку, птичку или… Я огляделась: здесь наверняка найдутся не только уздечки, но и силки или капкан.

Почему мои мечты имеют свойство сбываться каким-то неудовлетворительным, тусклым образом? После визита в каюту Андреса мне целую ночь казалось, что стоит нам остаться вдвоем, вырваться из круга рутинной суеты и служебных обязанностей, как я найду тысячу нужных и правильных слов, которые все изменят. Но сейчас очевидно, что говорить нам незачем. Каждое сказанное слово будет убивать иллюзии, делать пропасть между нами все глубже. Несколько фраз – и мы уже не сможем сидеть вот так, рядом, начнем отдергивать руки после случайных прикосновений, оттолкнем друг друга и разбежимся, каждый в свой привычный мирок. Или хуже того, выяснится, что правда – тяжелая штука, наши миры могут не выдержать ее тяжести и лопнуть, как стеклянные елочные игрушки. Тысячи сверкающих осколков вопьются в наши тела и погребут под собою. Я совсем не хочу этого! Поэтому буду молчать, тем более, что моя голова пуста до прозрачности. Слов и мыслей в ней не осталось.

Улетучились.

Виновато блаженное ощущение тепла – оно туманит разум. За окном сгущалась лиловая весенняя ночь, резвые язычки пламени скользили по веткам валежника, который отыскался рядом с зимовьем. Воздух наполнялся запахами древесной смолы и покоя. Веки опускались, а голова сама собой клонилась к плечу, хотя это было плечо Андреса. Мы сидели рядом, обмотавшись шкурами, оба слишком измученные для разговоров, пытались согреться и оказались в дремотном преддверии сна.

Я проснулась резко, как от толчка. Нервное перенапряжение сказалось или угольки в очаге престали потрескивать, пришлось подняться и подбросить веток. Огонь яростно набросился на них, но тревожные алые отблески пламени безуспешно мерялись силами с темнотой. Мне вдруг стало очень страшно: мрак готов был кинуться на меня, как дикий зверь. Взгляд, чей-то взгляд скользил по моей коже, я ощущала его почти как физическое прикосновение, но не решалась оглянуться, так и застыла, почти голая, посреди комнаты, глядя на огонь – своего единственного друга в царстве тьмы и страха.

Что, если он готов удавить меня из более рациональных мотивов – чтобы не трепала языком? Он не знает наверняка, сколько я уже успела разузнать. Никто его не заподозрит, мою смерть признают еще одним несчастным случаем. Чем больше я себя пугала мнимыми и реальными опасностями, тем сильнее мне хотелось оглянуться и посмотреть на него. Спит или нет?

Высокий огонь прогорел, темнота наползала на меня, обвивала щупальцами, душила – я почувствовала, как чужие пальцы касаются моего горла, вскрикнула от неожиданности и ударила рукой наотмашь.

– Лени! – вскрикнул Андрес, прижав ладонь к носу – из ноздрей у него капала кровь, но демонические отблески пламени сверкали в зрачках, зубы, белые и ровные, как у хищного зверя, готовы впиться в кожу и прокусить насквозь. Что я знаю об этом человеке? Ничего. Даже меньше, чем ничего. Все мое знание – как тень на стене. Он следит за мной с самого начала, он прыгнул за мной в воду, может быть, только затем, чтобы потешить свою извращенную страсть и полюбоваться, как я тону. Кто знает, что творится в голове человека, который выбирает такие развлечения?