Я выставила перед собой руку, попятилась, забыв про парус и все остальное:

– Нет! Оставайтесь там!

– Лени! – он сдвинул капюшон назад – несколько бойких снежинок тут же запутались в его золотистых прядках – и тоже протянул руку ко мне. Кажется, он впервые назвал меня по имени, а не официальным, веющим прохладой «фру Ольсен». – Лени, все не так… как вы думаете! Я видел…

Шлюпка взлетала на самый гребень волны – вода больше не угрожала расшибить ее о стальную обшивку лайнера. Оглядевшись, я обнаружила, что течение отнесло нас довольно далеко от судна. При такой дрянной видимости вся надежда только на сигнальные дымовые шашки, которыми комплектуют спасательные плоты. Тщетная надежда! Плот ушел под воду раньше, чем мы успели снять с него хоть что-то полезное.

Лайнер удалялся от нас. Если капитан принял решение пережидать непогоду в открытом море, значит, просвета в этой круговерти не предвидится. Море мотало наш утлый челн из стороны в сторону, Андрес пытался удержать отяжелевший от влаги плот, все дальше свешивался за борт, вода плеснула ему в лицо:

– Черт!

Мне пришлось ухватить его за ворот спасательного жилета:

– Бросьте! Плот непригоден!

– Как же так?! Почему так?.. – Негодование Андреса напомнило мне мальчишку, которому вместо вожделенной игрушечной железной дороги бабушка на Пасху вручила сборник псалмов.

Канат опять больно врезался мне в ладонь, я крикнула:

– Лучше помогите. Надо править туда, – я без большой уверенности ткнула пятерней в смутную полоску берега. – Во фьордах вода спокойнее…

– Весь лед несет к берегу… Шлюпку затрет и расшибет о скалы!

– Нет! Волна высокая, проскочить в пролив вместе с ней – шанс выбраться живыми!

– На воде нас быстрее найдут!

Никто нас не ищет и не будет искать, пока штормит. Если вообще будут искать. Ветер относит слова, колючие снежинки залетают прямо в рот и тают на горячем языке, на теплой коже. Спор отнимает драгоценное тепло и силы, нет времени переубеждать Андреса. Я нахмурилась:

– Найдут – отлично! Если мы околеем – найдут наши трупы. Надо двигаться, чтобы согреться и выбираться самим. Быстрее выбираться!

– Лени… – Я могла разобрать только отдельные звуки да любоваться его спортивными, гибкими, как пружинная сталь, движениями. Не думаю, что раньше ему приходилось иметь дело с яхтами. Но вдвоем у нас все равно вдвое больше шансов выжить. Я страдаю настолько завышенной самооценкой, чтобы взять и поверить, будто Андрес примчался ко мне как добровольный спасатель. Боюсь, он успел натворить что-то такое, что заставило его срочно покинуть судно. Но если вместе мы утопнем прямо сейчас, будет не до разрешения романтической дилеммы, кого я повстречала на борту белоснежного круизного лайнера – ангела или демона.

Я пыталась удержать хлопавший угол ткани и крикнула:

– Потом объяснишь… Лучше помоги!

Объединив усилия, мы смогли вернуть брезенту статус паруса, кое-как выровнять лодку к ветру и развернулись к берегу, контур которого был намечен в белесой мгле. Течение было на нашей стороне, наше плавсредство быстро продвигалось к берегу, кусков и целых глыб льда вокруг тоже становилось больше – один такой здоровенный мини-айсберг мы едва успели отпихнуть веслом. Нам не надо было вычерпывать воду, поскольку пробоины от багра затянулись льдом. Но когда шлюпку стало мотать у берега, хрупкий ледок подтаял, и вода стала опасно хлюпать под подошвами ботинок.

Чем ближе мы подбирались к берегу, тем увереннее чувствовалось лукавство весенней погоды: секущая ледяная крошка сменилась влажными хлопьями, потом и вовсе туманом, густым, как сливочный суп. Разглядеть узкие, закованные в камень проливы, за которыми море разливается фьордами, непросто. Глаза разболелись от напряжения – я не могу толком разобрать выражение лица Андреса, где уж разглядеть береговую линию. Мы здорово вымотались и продрогли. Когда полупустая бутылка виски, которую я впопыхах сунула в карман, чтобы не споткнуться, и почти забыла о ней, вывалилась, я подобрала ее, открутила крышечку и отхлебнула. Умиротворяющее тепло растеклось по гудевшим от усталости мышцам, я протянула остаток Андресу – еще пригномится от холода раньше меня, придется таскать его за собой, а потом объяснять, что да как, то еще удовольствие:

– Хочешь?

Он оглядел бутылку с долей недоверия, но все же сделал глоток:

– Откуда это у тебя? Ты спряталась, чтобы напиться?

– Нет! Нашла… здесь, в шлюпке… – наш разговор снова оборвался.

Дед частенько говаривал, если кто решил выпить в море, то надобно плеснуть в воду, хоть самую малость, чтобы задобрить старинного морского духа Ньёрда, известного бедокура и выпивоху. Но я пренебрегла этим правилом, видно, суровому древнему ванну, хозяину морей и ветров, такое не понравилось. Он без промедления ниспослал нам высоченную волну, увенчанную седым гребнем из ледяных бляшек. Я чудом успела схватиться за борт шлюпки, раньше, чем меня вышибло прямо на острые камни. Нас отделяло от фьорда всего несколько секунд ужаса!

Шлюпку словно переместили в другую реальность.

Неистовый рев прибоя стих, ветра больше не было, а туман превратился в легкую прозрачную дымку. Юная изумрудно-зеленая травка пробивалась повсюду, голубоватые языки льда тянулись к вершинам скал и терялись в дымке. Лужицы сверкали там и тут, как рассыпанные драгоценности, а вода в самом фьорде – пронзительно-синяя и спокойная. Но никто не знает, что скрывается в ее вековой толще. Не удивлюсь, если однажды там обнаружат мифических «плотоядных арктических червей» или вполне реальных реликтовых водных хищников. Но меня пугает вовсе не это.

Шлюпку протащило по каменному коридору, превратив борт в щепки. Вода спокойно заливалась внутрь – мы, не сговариваясь, бросились сдирать промокший брезент: каждый килограмм сброшенного веса дарит нам еще несколько драгоценных секунд форы в состязании с ледяной водой.

Фьорды не просто глубокие заливы – это заполненные морем разломы в прибрежных скалах, они очень глубокие, и вода в них всегда остается ледяной, как сердце без любви. Насколько это холодно, скоро узнаю на собственной шкуре – лодка погружается все глубже. Предательская влага просачивается в мои ботинки, они тяжелеют, стаскиваю и бросаю за борт промокшую куртку – мне она больше не нужна – и лихорадочно расшнуровываю ботинки:

– Лени, ты что?

Глупый вопрос, но Андрес смотрит на меня изумленно, как пятиклашка на стриптизершу. Неужели это выглядит, как будто я собираюсь загорать топлес или заняться сексом? Объясняю:

– Нам не выплыть в одежде!

По большому счету, принципиальной разницы утонуть в ледяной воде или замерзнуть среди травы и голых камней – никакой. Но здесь, на севере, у человека настолько мало шансов выжить, что приходится дорожить каждым. Меня с детства приучили идти до конца – даже если в конце рискуешь упереться в сплошной серый камень, гладкий, как берега этого фьорда. Следом за курткой я сбросила форменный пиджак – бейдж с моим именем, приколотый к карману, выглядит особенно нелепо. Затем жилетку… Не оглядываясь на Андреса, оттолкнулась ногой от скалы, поплыла – туда, где фьорд резко сворачивает за серые скалы.