– Похоже, на твоих уроках в школе скучать не приходится, – рассмеялся Глен.

– Родители на меня жалуются, – призналась она.

На безмолвной улице были слышны только их голоса, а звук шагов эхом отражался от плоских фасадов пустых домов.

Подойдя ближе, Глен понял, что церковь была очень примитивной – узкой и без окон. В христианском храме явно проступало что-то языческое, словно он вобрал в себя нужды и потребности более древней религии. Глен вспомнил, что где-то читал, что Рождество и Пасха – заимствованные праздники, и на самом деле никто не знает, когда родился или умер Христос, а ранняя церковь для привлечения верующих совмещала свои праздники со старинными, связанными с природой обрядами. Именно такое впечатление и производила церковь – причем не очень приятное. Приближаясь к зданию, Глен почувствовал легкий озноб, и ему вдруг захотелось повернуться и уйти. Не видеть того, что внутри.

Они поднялись по нескольким деревянным ступеням крыльца.

Открыли тяжелые двойные двери.

Внутри церкви было темно, но за последнее столетие здесь установили электрическое освещение, и в вестибюле Глен обнаружил щиток и щелкнул выключателями. Внезапно церковь осветилась двумя коваными люстрами, подвешенными на цепях к сводчатому потолку; матовые лампы имитировали пламя свечей. Неф был пуст, как и алтарь в дальнем конце церкви, и Глен посмотрел на проход между скамьями, ведущий к алтарю. Ближняя часть придела выглядела странно, и он не сразу понял, почему. Ступеньки. Они были плоскими и широкими и сделаны из камня, а не из сырцового кирпича или цемента; кроме того, они выглядели старше остального пола. Большие, наползающие друг на друга камни разных оттенков образовывали своего рода геометрические узоры по пути к алтарю. Они выглядели точно так же, как и ступени, найденные на раскопках древнего поселения, – по словам Эла, они вели в церемониальную залу. Должно быть, испанские строители возвели свой молитвенный дом на старом священном месте.

Глен и Мелани пошли к алтарю; священная атмосфера этого места заставила их умолкнуть. Они миновали массивные скамьи и подставки из кованого железа с незажженными свечами.

Церковь была маленькой и узкой, и поперечный неф состоял из двух крошечных альковов. Триптихи на неровных стенах состояли из высоких панелей темного дерева, весьма почтенного возраста; живопись поблекла от старости, но была вполне различима. Однако на панелях были изображены не Иисус или сцена распятия, не Адам и Ева в райском саду и не другие традиционные сюжеты. Картины выглядели какими-то странными, почти сюрреалистическими, и один персонаж на них казался очень знакомым.

– Боже правый, – выдохнул Глен. – Это же я…

Он повернулся к Мелани, которая, похоже, была потрясена не меньше его – на ее лице отразились те же чувства, что бушевали в его душе.

Глен посмотрел на левую стену нефа. Похоже, панели рассказывали какую-то историю, и хотя он плохо знал Библию, у него возникло подозрение, что это вовсе не притча из Священного Писания. В первой сцене он стоял под навесом, окруженный низкими желто-коричневыми стенами. В небе ярко светило солнце. Под ногами у него была груда костей. Картина изображала раскопки в Бауэре, и Глен почувствовал, что у него голова идет кругом. Признание, что в древнем городе и найденных артефактах было нечто странное, далось ему непросто, но теперь он испытал настоящий шок. Получается, что он бросил работу, поехал на восток, не имея определенной цели, в результате цепочки случайностей устроился на работу в археологическую экспедицию, а несколько сотен лет назад какой-то художник, монах или священник в глуши Нью-Мексико нарисовал картину, изображавшую его на месте раскопок… Вероятно, автора посетило нечто вроде видения.

Такое количество сложных и запутанных совпадений просто в голове не укладывалось. Неужели все это было каким-то образом предопределено? Неужели он должен был оказаться в этом месте в это время? И ему было суждено найти эти картины? Глен не знал ответа, но ему казалось, что им манипулируют, что он – пешка в руках некоей всеведущей силы, способной изменять действительность по своему желанию и организовывать на первый взгляд случайные события в соответствии с каким-то общим планом!

Глен пребывал на грани отчаяния, готовый признать полное отсутствие у себя свободной воли, но вдруг понял, что видит все в неверном свете. Для всего существуют самые разные объяснения, бесчисленные варианты даже для вроде бы связанных между собою событий и фактов, для выводов, которые кажутся незыблемыми. Конечно, тот факт, что он находится здесь и видит эти картины, может быть частью сложного плана, но может быть и абсолютной случайностью. Или есть еще какое-то объяснение, которое он по своей глупости или близорукости просто не видит… Черт возьми, вполне возможно, на картинах изображен не он. Может, это какой-то исторический персонаж, похожий на него…

Нет. Глен твердо знал, что это не так.

Его взгляд переместился на вторую картину триптиха. На ней он тоже стоял на развалинах древнего поселения, но теперь лицом к яркому белому свету, сияющему кругу, очень похожему на звезду. В лучах этой звезды шли две шеренги мужчин и женщин в древних и современных одеждах.

На последней картине его вообще не было. Одежда, которую он носил – нечто вроде коричневого костюма, – лежала поверх огромной груды костей, раз в десять больше, чем на первом рисунке. Белое сияние находилось справа от костей, и на его фоне выделялась странная фигура: плотный мускулистый мужчина с растрепанной гривой рыжих волос.

Глен прошел вдоль первого ряда скамей к правой части поперечного нефа. Здесь картины оказались еще более странными. На первой снова был он, на этот раз с маленьким мальчиком. Они шли мимо группы стоящих на коленях индейцев и своры жутких, уродливых собак. В небе над ними на солнечном диске стоял человек с растрепанными волосами.

Вторая картина изображала засохшие деревья и невспаханные поля рядом с покинутым городом, состоящим из квадратных, почти одинаковых строений. Единственная человеческая фигура – силуэт мужчины на солнце.

На последней части триптиха рыжеволосый был изображен в пещере или в затемненной комнате; он смотрел на Глена и мальчика, державших нечто вроде веревки, от концов которой отходили зигзагообразные молнии. Мужчина кричал от ужаса или боли. На стене за ним виднелось каменное колесо с вырезанными символами.

– Что все это значит? – благоговейным шепотом спросила Мелани.

– У меня в машине есть одноразовый фотоаппарат, – сказал Глен. – Захватил на случай аварии. Давай я принесу его и попытаюсь это сфотографировать. Покажем Элу или его другу. Может, они что-нибудь поймут… – Он направился к выходу.

– Постой! – окликнула его Мелани. – Одна я тут не останусь!

Глен схватил ее за руку, и они вышли из церкви; щурясь на солнце, спустились по ступеням и остановились, ожидая, пока глаза привыкнут к яркому свету.

– Хочешь пойти со мной? – спросил Глен. – Или…

Мелани отошла от церкви на несколько шагов.