И все-таки Сайт еще работал.

Более двухсот погибших в оракульских беспорядках. И двенадцать в «Лаки корнер».

Уилл чуть ли не каждую минуту бодрствования после бегства с Хамзой с Юнион-сквер пытался решить, что же он, черт побери, будет делать. Думал, не открыться ли общественности. Думал, не пойти ли к копам или в «Нью-Йорк таймс». Думал послать денег родственникам всех, кто погиб в «Лаки корнер» и вообще в этих беспорядках. Но непонятно было, как это можно сделать, не подвергая риску Хамзу. А подвергать – нечестно.

Самая безопасная и самая лучшая мысль была обрушить Сайт, но когда подошел момент, он не смог себя заставить. И если не врать себе, то он точно знал, почему именно.

Ему нравилось, что он – Оракул.

Помимо того, не может быть, чтобы все это было лишь для того, чтобы два парня загребли кучу денег. Столько еще осталось неиспользованных предсказаний. Должна же быть всему этому причина, и должно быть что-то, что ему, Уиллу, предназначено сделать.

Но абсолютно непонятно было, что делать прямо сейчас, и Уилл был парализован. Он оказался пророком, понятия не имеющим, что будет дальше. И потому, что он тупой и не может этого понять, могут и дальше погибать люди.

Внимание Уилла привлек киоск с кебабом. В холодном воздухе от гриля поднимался пар, и Уилл сообразил, что хочет есть. Последнее время он ел беспорядочно – когда напоминал себе, что это нужно сделать.

Он подошел к киоску и попросил курятину. Владелец – смуглый мужчина в толстой, заляпанной жиром куртке и плотно натянутой клетчатой шапке – бросил кусок сырой курицы на зашипевший гриль.

Потом посмотрел на бегущую строку вдали, прищурился.

– Ха! – сказал он. – Ты только посмотри.

Уилл проследил его взгляд и прочел:

Уилл подумал, потом пожал плечами. Пусть Брэнсон говорит что хочет, предсказание все равно сбудется. Они все сбывались.

– И что вы об этом думаете? – спросил Уилл, показав на бегущую строку.

– Я что думаю, сэр? – переспросил продавец. – Я думаю, что это очередная липа. И все это липа. Вот этот самый Оракул – такой мощный, будущее видит, и что? А ничего. Предсказания о лотерейных билетах да о шоколадном молоке? Почему никогда ничего полезного? Ничего, в чем толк был бы. – Он щипцами ткнул в сторону Уилла: – Все, кого я знаю – все, и я тоже, – пишут Оракулу вопросы о чем-нибудь важном. Такое, что если бы я это знал, моя жизнь бы поменялась. Все так пишут. Но сколько получают ответ? Я вас спрашиваю. Сколько вы знаете людей, которые от этого Оракула ответ бы получили?

– Ни одного, – сказал Уилл.

– Ни одного! – повторил продавец и щелкнул щипцами с резким металлическим звуком.

Сердито отвернувшись к грилю, он вытащил наперченную курятину, плюхнув ее на подготовленную питу. Добавил кунжутного соуса, салата, помидоров и лука, потом завернул все это в лист вощеной бумаги и фольгу.

– Каждый думает, что на этот раз что-то окажется правдой, что это будет важная вещь, такая, что несет перемены. А знаете что?

Рукой с кебабом он показал на бегущую строку. Теперь она сообщала:

– А вот что: если Оракул говорит правду, это еще не значит, что он говорит важное. Мир как был помойкой, так и остался. Мне непонятно, чего он вообще суетится. В чем смысл?

Уилл постоял секунду, глядя на продавца, который ему протягивал завернутую в фольгу еду.

– Ну? – сказал продавец. – Ну?

Уилл полез за бумажником, глянул, вытащил деньги и отдал продавцу, одновременно забирая кебаб. Продавец посмотрел на купюру и нахмурился:

– Вы что, с ума сошли? Мне такое не разменять, найдите поменьше.

Он протянул деньги обратно Уиллу.

Уилл повернулся и пошел прочь, в ту сторону, откуда пришел, к тому самому интернет-кафе. По дороге он стал есть, не реагируя на крики продавца за спиной.

Это хорошо, думал он. Вот это и правда хорошо.

– И ты считаешь, что это будет правильно? – спросил президент.

– Считаю, Дэниел, – ответил Хосайя Брэнсон, с удовольствием, как всегда, называя президента по имени. Это удовольствие ему никогда не приедалось. – Прочти еще раз вот это, про Нигер, – попросил он.

Пауза, и потом голос президента в телефоне, низкий и густой. Насчет управленческого таланта Дэниела Грина могут быть разные мнения, но оратор он потрясающий.

– Наша приверженность свободе не может и не должна останавливаться на наших границах. Нарушениям прав человека, творимым войсками «Соджо Габа» и их предводителем, Идриссом Юсуфом, следует положить конец. Он берет детей Нигера и сгоняет их в свою армию, заставляя убивать своих соотечественников ради захвата власти. Нигер – одна из беднейших стран планеты – веками страдал под гнетом диктаторских режимов, и его народ не мог не отстать от других стран региона, несмотря на обильные природные ресурсы и живую культуру. Более того, отсутствие стабильного правительства создает трудности для поддержания порядка и способствует росту агрессивных террористических организаций, таких как «Соджо Габа». Кажется, что Нигер далеко от нас, но события в этой стране могут сильно затронуть безопасность и защищенность американского народа. Расцветающие в своем тайном убежище семена зла…

– Прорастающие, – перебил Брэнсон.

– Что такое? – спросил Грин.

– Семена прорастают или пускают корни, а не расцветают. И звучит лучше. Корни врастают – их нужно выкорчевывать. А цветы – кто их боится?

– Хм, – сказал президент.

Минутная пауза – Брэнсон решил, что это президент корректирует свою речь.

– Ага, – сказал Грин. – Я думаю, так правильно. Не то чтобы это сильно помогло. У этого гада Юсуфа армии детей. Даже если мы пошлем в Нигер войска, представить себе, как большие страшные солдаты США расстреливают девятилетних… в любом случае хреново. Могу тогда просто отдать выборы Уилсону.

– Дэниел, брось, – твердо сказал Брэнсон. – Ты знаешь, что это игра долгая. А день выборов еще пока далеко.

– Я это понимаю, Хосайя, – ответил президент. – И вижу не меньше сотни путей, как может стать еще хуже. Существенно меньше, как может стать лучше. У нас войска в Афганистане и в Сирии, и сейчас мы серьезно говорим о том, чтобы войти еще в одну страну. Доу падает каждый день на сто пунктов, другие индикаторы немногим лучше. Китай едва справляется с поддержанием порядка у себя дома, а мы с ним так сильно связаны, что любая волна у них на рынках гонит к нам рябь и через день уже у нас. Вот честно скажу, не понимаю: зачем человеку рваться к этой работе?