Боярин не был за границей, но не сомневался, что лучше Петербурга места нет.

Шервуд промолчал, и по его молчанию было ясно, что возражать он не намерен. Глядя в окно джипа, он достал сигареты и прикурил от зажигалки, которую любезно поднес ему Боярин.

- Скажите, Алекс, - Шервуд затянулся и стряхнул пепел в пепельницу, вмонтированную в спинку переднего сиденья, - а какой у нас план на сегодня?

- Я точно не знаю, - ответил Боярин, коверкая английские слова, - но первым пунктом назначен ресторан. Мы как раз туда едем. Такой у нас обычай.

- Это хороший обычай, - довольно сказал Шервуд.

Джип сделал круг вокруг памятника какому-то серьезному бородатому мужчине на лошади и остановился напротив входа в отель "Астория".

Шервуд нахмурился и поинтересовался:

- Это здесь мои люди живут?

- Здесь, - кивнул Боярин, - но у вас царские апартаменты, а у них номерок попроще.

- У них будет двухместный номерок из цемента, - пообещал Шервуд.

- Не стоит так сердиться на ребят, - примирительно сказал Боярин, - они же приехали в чужую страну, а здесь все совсем другое…

Он вышел из машины и придержал дверь, ожидая, когда выберется Шервуд. Оглядевшись, Шервуд остался вполне доволен тем, что увидел.

Напротив гостиницы зеленел сквер, огромная площадь была окружена старинными красивыми домами, чуть в стороне виднелся смутно знакомый по фотографиям в журналах памятник какому-то царю, а дальше, как сказал Боярин, увидевший, что Шервуд заинтересовался панорамой, текла река, закованная в гранит.

Швейцар, наряженный не хуже, чем генералиссимус неизвестной державы, полным достоинства жестом распахнул перед Шервудом тяжелую дубовую дверь, и Шервуд, поблагодарив его кивком, вошел в вестибюль "Астории". За ним следовали его охранники.

Двое стоявших в сторонке массивных ребят в аккуратных черных костюмах мгновенно просканировали его взглядами и, заметив сопровождавшего Шервуда Боярина, отвернулись.

- Сюда, пожалуйста, - Боярин указал на вход в ресторан.

Шервуд прошел в указанном направлении и оказался в огромном зале, заставленном столиками и увешанном хрустально-позолоченными побрякушками.

За некоторыми столами сидели люди, и Шервуд уже собрался было попытаться отгадать, кто из них те, к кому он приехал, но Боярин деликатно взял его под локоток и повел к какой-то двери, покрытой аляповатой позолотой.

Распахнув перед высоким заокеанским гостем дверь, Боярин встал навытяжку, и Шервуд, напрягшись, вошел в небольшой кабинет, освещенный висевшими на стенах бронзовыми светильниками, оснащенными матовыми лампами в виде языка пламени.

За столом, стоявшим посреди кабинета, сидели четверо.

Двое из них сразу же вскочили, и на их лицах появилось такое выражение, будто Шервуд сейчас начнет палить по ним из всех стволов. Это были, конечно же, проштрафившиеся Грин и Дамбер. Шервуд мельком взглянул на них, и в его взгляде можно было прочесть, что им и на самом деле не поздоровится, но не сейчас, а потом, когда выдастся свободная минутка.

Двое других были гораздо интереснее для Шервуда.

Один из них был откровенным гангстером, и на его руках синими разводами были написаны его судьба, его ранг и прочие специальные сведения, правильно расшифровать которые мог бы только сведущий в уголовных татуировках человек.

Второй (и, судя по всему, именно от него исходило настойчивое предложение прибыть в далекую Россию) выглядел совсем иначе. Этот представлял собой что-то среднее между Джеймсом Бондом и директором крупной корпорации, содержащим себя в хорошей спортивной форме. Шервуд настороженно смотрел на них, гадая, что же они ему скажут.

Эти двое тоже встали, но уже без всякого подобострастия, а просто демонстрируя хорошие манеры. Джеймс Бонд неторопливо обошел стол и, протянув Шервуду руку, сказал на прекрасном английском:

- Добрый вечер, мистер Шервуд. Рад видеть вас в Санкт-Петербурге. Мое имя будет труднопроизносимо для вас, поэтому называйте меня Графом.

Его рукопожатие оказалось сухим и крепким.

Второй гангстер, украшенный татуировками и шрамами, потряс руку Шервуда жилистой корявой грабкой и что-то сказал. Выслушав его, Граф улыбнулся и перевел:

- А тут наоборот - его почетное прозвище несколько неудобоваримо для нашего англоязычного гостя, так что называете его Ником. Это вполне соответствует его настоящему русскому имени.

Шервуд улыбнулся гангстеру, и Граф сказал:

- Ну что же… О делах потом. Я думаю, что самое время как следует закусить и… Вы не откажетесь от нормальной мужской выпивки?

- Ни за что! - уверенно ответил Шервуд.

- Вот и хорошо. Прошу к столу. Усевшись напротив Графа, Шервуд недобро покосился на Грина и Дамбера, и, заметив это, Граф сказал:

- Да, пока мы не приступили к ужину… На правах хозяина я хочу попросить вас о совершенно необременительной для вас вещи. Отпустите этих ребят и пообещайте мне, что не будете наказывать их. Прошу вас.

И Граф, склонив набок голову, с улыбкой посмотрел на Шервуда, а потом на съежившихся Грина и Дамбера.

Шервуд недовольно поджал губы, взглянул на Графа, и, вздохнув, ответил:

- Ладно… Пусть проваливают и больше не попадаются мне на глаза. Встречу - пристрелю лично.

Граф кивнул и сказал:

- Так, ребята, идите с моим человеком, и он организует вам билеты. Всего доброго, не смею задерживать.

Боярин вопросительно посмотрел на Желвака, и тот утвердительно кивнул.

Все трое встали и, не задерживаясь, вышли из кабинета.

* * *

В уютном отдельном кабинете ресторана "Астория" вокруг большого круглого стола, покрытого белоснежной скатертью, сидели трое мужчин.

На столе можно было увидеть множество больших и малых блюд, салатников и прочих розеток, предназначенных для размещения в них разнообразных деликатесов. И так оно и было - недостатка в деликатесах не наблюдалось.

Икра красная, икра черная, рыба белая и рыба опять же красная, рыба копченая, соленая и вяленая, крабы, крупные креветки, мидии в разнообразных соусах, отборные раки в красных военных панцирях, расставившие огромные клешни, составляли морскую, а также речную часть угощения.

Из сухопутной кормежки на столе имелись говядина, свинина и баранина, которые были приготовлены самыми разнообразными способами. А именно - копчением, варением, жарением, солением и вялением. А также сырая оленина с солью и специями. Кроме того, нашлось на этом богатом столе место и для зайца, молодого козленка и медвежьей лапы - полендвицы.

Перейдя к блюдам, которые раньше летали, хоть и не все, следовало отметить куру в различных видах, от копченой до сациви, утку с черносливом, гуся с яблоками, а также длинноносого вальдшнепа, бойко растопырившего крылья среди красиво уложенной зелени.