— Но хватит о ней. Ты о себе расскажи, — воодушевилась Карен. — Всю эту безумную историю о том, как ты собралась замуж. И поподробней, пожалуйста.

— Ни за что! Не хочу об этом говорить.

— Вот всегда ты так, Люси! Ну я прошу тебя!

— Ладно, только пообещай не смеяться надо мной и не жалеть меня.

Итак, я поведала Карен все, начиная с нашего визита к миссис Нолан с ее предсказаниями, о том, как Меридия получила семь с половиной фунтов, а Меган рассекла губу, а Хетти сбежала с братом Дика, и как Меган с Меридией разболтали всем, что я выхожу замуж.

Карен потрясенно слушала.

— Боже мой, — выдохнула она, — какой ужас! Ты огорчена?

— Есть немного, — неохотно согласилась я.

— Убить мало вашу Меридию! Ты ей этого так не оставляй. Но я поверить не могу, что Меган тоже в этом участвовала. Она всегда производила впечатление нормальной.

— Знаю.

— Наверно, это какая-то массовая истерия, — предположила Карен.

— Интересно, о какой еще истерии, кроме массовой, может идти речь, если за дело берется женщина с такой массой, как Меридия, — заметила я.

Карен засмеялась, но тут же согнулась пополам в приступе судорожного кашля.

В комнату вошла Шарлотта в бесформенном вязаном платье длиной почти до щиколоток, явно призванного играть роль власяницы.

— Ох, Люси! — воскликнула она, расплакалась и бросилась ко мне.

Я обняла ее как могла крепко, что довольно затруднительно, потому что Шарлотта выше меня сантиметров на двадцать.

— Мне так стыдно, — всхлипывала она. — Я себя ненавижу! Лучше б я умерла.

— Тише-тише, — успокаивала ее я. — Скоро тебе полегчает. Не забывай, вчера вечером ты много пила, а алкоголь провоцирует депрессию. Естественно, что ты чувствуешь себя подавленной.

— Правда? — спросила она, с надеждой глядя на меня.

— Честное слово.

— Люси, ты такая хорошая. Ты всегда знаешь, что нужно мне сказать, когда я несчастна.

Разумеется, знаю. У меня такой богатый собственный опыт, что грех было бы не поделиться знаниями, приобретенными кровью и потом.

— Никогда больше не буду пить, — пообещала Шарлотта с воодушевлением.

Я ничего не сказала.

— Люси, я вела себя ужасно, — каялась Шарлотта. — Я сняла блузку и танцевала в лифчике.

— В одном лифчике? — строго спросила я.

— Да.

— Без трусов?

— Ты с ума сошла, конечно, в трусах. И в юбке.

— Значит, все не так плохо, а?

— Нет, Люси, очень плохо. Подбодри меня, пожалуйста. Расскажи что-нибудь. Расскажи мне… погоди, дай подумать… расскажи, помнишь, как тебя бросил парень, потому что он влюбился в другого парня.

У меня екнуло сердце.

Но винить, кроме себя, некого. Я тщательно культивирую свою репутацию комической рассказчицы — по крайней мере, среди близких друзей — и с юмором повествую о собственных житейских трагедиях. Уже когда-то давно мне пришло в голову, что есть только один способ избежать превращения в трагический, достойный жалости персонаж — искриться остроумием и всех смешить. Особенно если шутить над собственными несчастьями и мелкими неудачами.

С тех пор надо мною никто не смеется, потому что я их всех опережаю.

Но сейчас я была на это не способна.

— Нет, Шарлотта, я не могу…

— Да брось ты!

— Нет.

— Ну пожалуйста! Только не забудь рассказать о том, как он заставил тебя коротко подстричься, а потом все равно бросил.

— Гм… Ладно, черт с тобой. Слушай.

И я как можно остроумней и веселей поведала Шарлотте историю одного из многих моих унизительных поражений в любви. Пусть прочувствует, что, как бы ни ужасна была ее жизнь, хуже моей все равно не придумаешь.

— Сегодня будет вечеринка, — сказала Карен. — Ты пойдешь?

— Нет, не могу.

— Не можешь или не хочешь? — проницательно спросила она. Карен шотландка и умеет задавать вопросы по существу.

— Не могу. Пообещала Дэниэлу, что пойду с ним обедать.

— Обедать с Дэниэлом… Везет же людям, — потрясение выдохнула Шарлотта.

— Но почему он пригласил тебя? — возмущенно взвизгнула Карен.

— Карен! — укорила ее Шарлотта.

Карен не стесняется в выражениях, но, по сути, она совершенно права: я тоже не понимаю, почему Дэниэл пожелал пригласить именно меня.

— Он расплевался со своей как-ее-там, — сказала я, с запозданием поняв, что подливаю масла в огонь.

— Ты серьезно? — спросила она оживленно.

— Абсолютно!

— Ух ты, — с блаженной улыбкой протянула Шарлотта. — Вот красота!

— Так он теперь свободный человек? — спросила Карен.

— Безусловно, — торжественно подтвердила я. — Исполнивший свой долг перед обществом и так далее.

— Это ненадолго, если за него возьмусь я, — с металлом в голосе заявила Карен. — Куда он тебя ведет? — по-деловому уточнила она.

— В какой-то русский кабак.

— В «Кремль»? — спросила она, будто не веря своим ушам.

— Точно!

— Ах ты, везучая, везучая, везучая корова.

И они обе уставились на меня с неприкрытой завистью.

— Не смотрите на меня так, — испуганно попросила я, — я и идти-то туда не хочу.

— Да как ты можешь? — возмутилась Шарлотта. — Такой симпатичный…

— Богатый, — вставила Карен.

— …симпатичный, богатый парень, как Дэниэл, хочет повести тебя в шикарный ресторан, а ты ломаешься!

— Ничего он не симпатичный и вовсе не богатый, — неуверенно возразила я.

— Неправда! — хором вскричали они.

— Ну, может, вы и правы. Но мне-то от этого какой толк? — вяло отбивалась я. — Я не считаю его симпатичным. Он просто мой друг. И, по-моему, в субботний вечер идти куда-либо с другом — пустая трата времени. Особенно когда предпочитаешь вообще остаться дома.

— Странная ты, — буркнула Карен.

Я не стала спорить. Она тратила свой проповеднический пыл понапрасну. Сама знаю, что странная.

— Что ты наденешь? — спросила Шарлотта.

— Не знаю.

— Должна знать! Тебя же не в паб на кружку пива пригласили.

Дэниэл приехал около восьми, а я все еще не была готова. И то, если бы Шарлотта и Карен угрозами и нытьем не вынудили меня принять ванну и напялить вечернее золотое платье, я вообще до сих пор ходила бы в пижаме.