В выпуклых буркалах наметились некоторые признаки прояснения.

– Ах да, – кивнула она. – Рита из Палестины. Что-то такое припоминаю…

Я прилежно похлопала глазами, добавив глуповатого вида и восклицательных знаков.

– Ну вот! Мне ужасно хотелось поблагодарить вас за помощь, но так, чтобы не мешать! Вы ведь делаете такое важное дело! А тут иду и вдруг вижу: это вы! Представляете? Вот это везение! Можно сказать, судьба!

– Что ж, я очень рада… – Лотта сделала попытку высвободить локоть.

– Этот сайт, куда вы меня направили… – поспешно залопотала я. – Вы были совершенно правы: там мой дом! Такие же, как я, женщи… вернее, вагонетки…

– Вагинетки… – снисходительно поправила она. – Простите, но я тороплюсь…

– Да-да, вагинетки! Это так важно – почувствовать себя в подходящей среде! Но знаете, камрадка Лотта… – я заговорщицки понизила голос. – У меня возникли сомнения.

– Сомнения?

– Да-да, сомнения. Возможно, это просто глупости… Но, видите ли, я росла в очень религиозной семье, где все время говорили о Нем, о Боге. Знаете, как это: Бог то, Бог сё… После этого трудновато решиться на… на крайние меры. Мне хотелось бы еще раз убедиться, что я правильно вас поняла. Хотелось бы…

Лотта Вотерс остановила меня властным жестом вероучителя – вернее, вероучительницы и вагиновожатой.

– Никогда не сомневайтесь, милочка! Знайте, я говорю так еще и потому, что сама была в таком же положении… – она близко наклонилась ко мне и прошипела: – Убейте его! Просто убейте мерзавца. Понятно?

Перед моим лицом качалась ее бледная оскаленная физиономия с горящими выкаченными глазами – сама смерть, неумолимая и беспощадная. Не такая, какой ее обычно рисуют – нелепым скелетом с дырявой черепушкой – но во плоти и крови, с хорошо уложенной гривой черных волос и яростью черных непроницаемых зрачков. «Это она! – мелькнуло у меня в голове. – Это она! Она виновата!»

– П-п-понятно… – пролепетала я.

– А что до Бога, то Бога нет! – продолжила камрадка Вотерс с прежним напором. – А если есть, то уж, конечно, не Он. Бог – Она! Бог – вагинетка! Сами подумайте: Бог родил целый мир, но разве можно родить что-либо без вагины? Бог – это вы, Бог – это я! Мы решаем, кому куда. Кому – в будущее, а кому – на свалку. И главное – никаких сомнений! Действуйте!

Она потрепала меня по щеке и разорвала дистанцию. Оставаясь в закутке у стены, я смотрела, как она идет по платформе, как пробирается в толпе к хорошо известному ей месту, напротив которого изо дня в день оказывается дверь вагона, как утверждается на краю ограничительной желтой полосы – прямая, гордая, решительная самозванка, своей волей присвоившая не принадлежащее ей, чужое звание Бога – мое звание.

Мы практиковали эту шутку в приюте, когда воспитателям приходила в голову фантазия выстроить нас в две шеренги. Если слегка присесть, ударив обеими коленками в подколенные ямки стоящего впереди, и одновременно ткнуть ногтем в позвоночник, то он непременно вывалится из строя – прямо под сердитые очи командующего парадом начальника и к общему удовольствию обеих шеренг. Это было давно, в прошлой жизни, а сейчас я ничего такого не планировала – просто вдруг обнаружила, что стою точно за спиной самозванки, и тогда уже вспомнила. Вспомнила без какого бы то ни было намерения, но минуту спустя, когда послышался свист и шум наезжающего поезда и люди, как по команде, взяв на него равнение, слегка попятились от края платформы, мои ноги подогнулись сами собой, а указательный палец правой руки сам собой воткнулся в торчащую передо мной черную спину.

Камрадка Лотта Вотерс не успела даже ахнуть. Подавшись назад вместе с толпой, я не рассмотрела, что происходит внизу, под вагонами. В колесном скрежете и прилетевшем из туннеля вое не было слышно никаких дополнительных звуков. Самозванки просто не стало. Еще секунду назад она возвышалась здесь и воображала себя Богом, а теперь вот исчезла, провалилась в небытие. Потом кто-то истерически завопил; стоящие по сторонам вытягивали шеи, люди стали напирать с обеих сторон, и я подумала, что пора выбираться из этой неприятной толкучки. Не уверена, что мне удалось бы с легкостью прорваться сквозь плотные слои зевак, если бы не чья-то сильная рука, подхватившая меня под мышку и в несколько рывков вытащившая наружу.

– Иди за мной, быстро! – скомандовал Мики и, не оглядываясь, зашагал к выходу.

Я подчинилась, гадая, каким чудом он оказался здесь. Так же молча мы прошли по улице и свернули на подземную стоянку. Следующий отрезок пути я проделала в багажнике – сначала одной, потом другой машины. Мики позволил мне пересесть в салон лишь в полусотне миль от Сиэтла.

– Ты с ума сошла! – сказал он, когда я наконец уселась рядом. – Нет, я, конечно, знал, что ты ненормальная, но чтоб настолько… Это ж надо такое придумать: убивать эту дуру на глазах у всего Сиэтла!

– Да брось, Мики! – не слишком уверенно парировала я. – Никто ничего не видел. Все смотрели на поезд.

– А камеры?! – простонал он. – Там повсюду понатыканы видеокамеры! Будь уверена, уже к вечеру твоя фотография будет разослана по всему штату. А потом и моя тоже… Зачем, Бетти? Мы ведь договаривались: ты только выносишь приговор, а остальное делаю я. И если уж ты решила проявить самостоятельность, то почему именно так? Разве я не научил тебя дюжине безопасных способов?

Я покаянно вздохнула:

– Наверно, ты прав. Наверно, надо было иначе. Просто у меня такой метод. Кто-то стреляет, кто-то режет, кто-то душит. А я толкаю.

– Толкаешь?

– Ну да. Я ведь и фалафельщика убила точно так же: толкнула…

Мики покачал головой и вдруг рассмеялся.

– Ох, Бетти-Бетти-Бетти… с тобой не соскучишься. Ладно. Будем надеяться на лучшее. Одно несомненно: в Сиэтл нам теперь лучше не соваться…

Я не стала спрашивать, куда мы едем и как он внезапно оказался за моей спиной – следил ли за мной все это время или приехал только что. На меня вдруг навалилась ужасная усталость – такая, что даже мыслью не пошевелишь. Наверно, сказывался джетлаг и недосып: две последние ночи я слишком расточительно жертвовала сном, пытаясь разрешить неразрешимые сомнения. Самое неприятное заключалось в том, что я не ощущала полной уверенности в своем выборе даже сейчас, когда уже не было возможности дать задний ход. Как обременительно, однако, работать Богом…

– Вздремни часок-другой, Бетти. Нам еще пилить и пилить… – из бесконечного далека донесся до меня голос Мики.

Я закрыла глаза и отключилась.

Уже светало, когда Мики съехал с шоссе и припарковался на стоянке мотеля.

– Где мы?

– В Монтане, – ответил он. – Вылезай. Отдохнем и двинемся дальше.

– Куда, Мики? Я хочу домой.

Мики вздохнул.

– Сначала навестим одного моего друга. Потерпи, ладно? Еще три денька…