– Значит, говоришь, следы и водная яма свежевыкопанная… – произнес лейтенант, выслушав доклад. Но сам ты ее не видел.

– Я решил, что будет лучше…

– Правильно решил, – кивнул лейтенант. – Полностью одобряю твои действия! Откар, расскажи-ка мне про яму и про следы.

– Яма хорошая… – начал докладывать тот. – Видать, внизу ключ бьет, так что воду можно черпать постоянно. – Бочонка два за сутки, думаю, наберется. Следы идут с севера. Судя по тому, что они почти сразу на яму вышли, егеря уже знали, где она находится. Может, раньше разведал кто, а может, проводники подсказали. Яма эта, по всему видать, старая, известная – уж больно место там нахоженное. Ее только постоянно присыпают, чтобы солнце не сушило. Вот егеря эти ее и разрыли, верблюдов напоили и дальше вдоль русла поехали.

– Что ж… – задумчиво пробормотал лейтенант. – Похоже, кредонцы идут чуточку быстрее, чем мы рассчитывали. Значит, их лагерь уже должен быть где-то к западу от нас.

– Может, поставить засаду у воды, а когда подъедут бочки… – начал было предлагать Ренки.

– Нет, – решительно оборвал его лейтенант. – Ты же сам слышал: по два бочонка в сутки. Ну, может, еще несколько ям найдут таких же обильных, но за всем этим максимум одну большую бочку пришлют. А по нашим сведениям, их шесть. И уничтожить придется все шесть разом. Уничтожим одну, и вся кредонская кавалерия будет гоняться за нами на конях, верблюдах, овцах и тушканчиках, пока не прибьет. И нас жалко, и задание толком не выполним. Так что торопиться не будем. Сержант Фаарик, две группы разведчиков. Одна идет на восток, к руслу, вторая – на запад, искать лагерь. Пошли самых опытных. Йоовика и Доода поставь командирами. Остальным отдыхать. Да, Фаарик, процеди и прокипяти набранную воду. Ну ты сам знаешь: ночью, в шалаше, чтобы и искорки не выскочило. Грызем сухари и вяленое мясо, сейчас не до разносолов. Капрал Дарээка, и ты, и твои люди заслужили отдых. Ну значит, отдохнете. Когда в лагерь вернемся. А пока на тебе караульная служба.

И снова бесконечно долго тянущееся время. Определенно Ренки начал понемногу разочаровываться в военной службе. Как оказалось, это не сплошь сражения да подвиги, а бесконечные пешие марши с грузом на плечах и мучительное периоды безделья между ними. Только и остается придумывать для себя и подчиненных кучу забот и проблем, чтобы не сойти с ума от наполненной нервным ожиданием скуки.

– Сядь, Ренки, – негромко, так, чтобы не услышал никто посторонний, произнес Готор, когда капрал в очередной раз вскочил, чтобы проверить караулы.

Весь лагерь, за исключением двух часовых, спал. Но Готор нес вахту у костра, разожженного в выкопанной яме, чуть на отшибе от основного лагеря, и накрытого сверху палаткой. Как большому специалисту (Доод постарался), ему поручили процедить и прокипятить добытую воду. Ренки в последнее время не часто выпадала возможность пообщаться с приятелем наедине, без всяких демонстративных соблюдений субординации, и он, воспользовавшись возможностью, подсел поговорить. Однако из капрала Дарээка, придавленного возложенной на него в эту ночь обязанностью фактического начальника лагеря, собеседник сегодня оказался плохой. Вот и сейчас он внезапно прервал разговор, чтобы, в очередной раз обежав лагерь по периметру, проверить бдительность караульных и посмотреть «вообще», как он объяснил это Готору еще три пробежки назад.

– Лейтенант приказал мне… – начал было возражать Ренки. Но друг перебил его.

– То, что ты бегаешь каждые полчаса проверять посты, не добавляет тебе авторитета в глазах солдат, – опять так же тихо сказал Готор. – Ты видел, чтобы сержант или кто-нибудь из капралов делал это? Три раза за ночь, при смене часовых – этого достаточно. Единственные новобранцы тут, которые могут заснуть на посту, – это наша шестерка. Остальные – солдаты опытные, на них можно положиться. Не суетись и не показывай, что нервничаешь. Начальство всегда должно сохранять спокойный и невозмутимый вид – это вызывает у подчиненных ощущение, что его командиры знают, что делают.

– Если ты так отлично осведомлен о том, как должно вести себя командиру, почему остался простым солдатом? – раздраженно спросил Ренки, однако подчинился совету друга и сел обратно.

– Я тебе уже объяснял…

– Готор, ты много рассуждаешь о доверии, но сам не рассказываешь о себе почти ничего. Послушать твои объяснения, так получается, что ты родился где-то год назад на побережье Тооредаана. А до этого тебя будто бы и не существовало. Ты вообще очень странный. То вдруг демонстрируешь чудеса учености, а то оказываешься не в курсе самых обыкновенных вещей. То старательно показываешь, будто ничего не знаешь о военной службе, то ведешь себя как опытный воин и даже предлагаешь вещи, которые удивляют бывалых солдат. Вот как та история с мундирами! Как ты догадался?

– А чего тут догадываться? – делано удивился Готор. – Если хочешь пройти по пустыне незамеченным – стань похожим на пустыню. Ну хотя бы цветом своей одежды. Наши зелено-красные мундиры слишком выделялись на этой желто-коричневой равнине, вот я и предложил извалять их в пыли. Лейтенант согласился, что это разумно.

– А лица? Помнишь, ты выкрасил нам лица, когда мы устраивали засаду на кредонских егерей?

– Тот же самый принцип: чтобы быть незаметным, слейся с окружающим пейзажем.

– Я прочел больше десятка наставлений по военному делу, и нигде об этом не сказано ни слова! – запальчиво возразил Ренки. – Наоборот, все полководцы, хоть древности, хоть последних времен, подчеркивают, что форма должна быть ярких цветов, чтобы лучше осуществлять управление войсками в бою. А за извалянный в пыли мундир нас бы всех выпороли… при других обстоятельствах. И кстати, я заметил, что ты не просто покрасил нам лица. Ты разрисовал их явно по какой-то системе. Это узоры твоего клана? Я читал у Модоокта в «Записках о дальних землях», что у некоторых народов перед боем принято рисовать узоры на лицах.

– Что? Хм… – Готор даже будто поперхнулся коротеньким смешком. – Нет, Ренки, это никакие не узоры моего клана. Просто человеческий взгляд привык замечать знакомые образы и очертания. И если лицо просто закрасить чем-то темным, он и будет видеть его, как темное лицо. А если краску нанести участками, очертания будто бы изменятся, и глаз, даже увидев, все равно не поймет, что это такое.

– И откуда ты это знаешь? И если ты, как сам утверждаешь, никогда не был солдатом, зачем тебе раньше было прятать свое лицо подобным образом?

– В моих краях это знают даже маленькие девочки, совсем не интересующиеся военной службой, ну разве что молодыми офицерами. Это, ну… часть культуры. Вроде твоих книг или песен. Такой же штамп, в смысле обязательный набор действий или слов-описаний. У вас там, помнится, что-то про клубы порохового дыма, растекающиеся по полю брани, и «…он возложил руку на рукоять шпаги». А у нас герой, отправляясь на подвиги, непременно наносит маскирующую краску на лицо. Смотрится и звучит красиво и грозно.

– И где эти края? – ядовито осведомился Ренки. – Этот твой архипелаг… Легтский, кажется? Почему он не нанесен ни на одну известную карту?