– Ну, как это о ком? – недоуменно глянул на меня Скорняк. – О Марице!

– Марица – брюнетка! И волосы у нее черные, и глаза…

– Да нет, блондинка! – настаивал Якут.

Баян тоже открыл было рот, но ему помешал подошедший Гуцул.

– Все, командир, можно ехать, – вытирая замасленные руки, сказал он. – Только быстро пока нельзя…

– Гуцул, – оборвал его я. – Ты Марицу видел?

– Ну да. А что?

– Тебе она понравилась?

– Очень… Я люблю, когда у женщины коса. Лучше всего темно-русая…

– Какая коса, что ты несешь? – набросился на него Якут.

– Отставить, – осадил его я. – Тебе самому какие женщины нравятся?

– Ну, блондинки больше всего. С голубыми глазами…

– А у Марицы какие глаза были?

– Голубые.

– Баян, а ты что скажешь?

– Ну, мне рыжие нравятся. Такие, как Марица…

Я выразительно посмотрел на Скорняка.

– А мне шатенки с зелеными глазами…

– Ну а мне нравятся брюнетки… И что из этого следует? – озаренно глянул я на Якута.

– Ну, мухоморы здесь точно ни при чем!

– Да, но галлюцинация точно была… Бармен сказал про Марицу, и я представил, как может она выглядеть. Это я и получил… Ты хотел видеть блондинку, она предстала перед тобой в образе блондинки…

Баян получил рыжую, Скорняк – шатенку… Каждому воздалось по желанию. И каждый лелеял в глубине образ обретенной женщины. Все понимали, что Марица на всех одна, все готовы были делить ее с другими, но пересудов на эту тему не было, поэтому каждый смог сохранить свой образ втайне от всех. Но вот правда открылась, и оказалось, что Марица – плод нашего воображения, взращенный на почве массового психоза, который смогли создать некие силы…

– Здесь что-то явно не так, – заключил я. – Надо разбираться.

И дал команду занять свои места на машинах.

Отремонтированный бронетранспортер нещадно чадил, звонко тарахтел, но все же выдержал путь до Мокрянки. Однако заглох возле бара «Пещера», куда я направил колонну. Я думал, что Гуцул нарочно заглушил мотор, но, как выяснилось, тот замолчал сам по себе. Какая-то неисправность… Похоже, дурной знак.

Дверь в магазин была открыта настежь, со скрипом покачиваясь на ветру, и я решил начать с него. Стало вдруг жутковато от мысли, что придется спускаться в подвал, а так хоть как-то затяну время.

В магазин я заходил так, будто там находились зосы. Приклад карабина вдавлен в плечо, ствол прочно привязан к глазам – куда они, туда и он. Крадущийся шаг разведчика, инстинкты и слух обострены, два штурмовых фонаря, вмонтированные в каску, выедают темноту…

С монстрами я не столкнулся, но на голову мне посыпалась отслоившаяся от потолка штукатурка. А под ногой хрустнул кусок кафельной плитки.

То, что творилось в магазине, можно было описать двумя словами – разруха и бардак. Почти все стеллажи перевернуты, на полу остатки товара, угол, где в прошлый раз находились мотоблок и газонокосилка, густо порос паутиной, но здесь я увидел связку пластиковых труб. На одной из уцелевших полок я заметил два водяных насоса, на другой – три бытовых прожектора… Значит, все, что я видел здесь недавно, было грандиозной, кем-то навеянной галлюцинацией, а в реальности товар мне никто не продавал. Я его взял сам, но некто внушил мне сцену с продавцом. Только вот насос, трубы и прожекторы были настоящими, потому они не исчезли по дороге на заставу.

А еще реальностью были мысли, которые внушила мне Марица. Вернее, тот, кто прятался за ее образом… И это мог быть злоформер… Я физически ощутил, как леденеет спина от этой мысли…

Злоформер в естественном своем обличье мог скрываться в подвале и сейчас. Встреча с ним наверняка закончится катастрофой. Но я все-таки решил спуститься к нему. Правда, для этого мне пришлось вколоть сильный психостимулятор из тех, что на короткий срок избавляют человека от страха. Нервные процессы при этом тормозились, сознание притуплялось, но в здравом уме я бы не смог влезть в пасть к самой смерти. Шпак и Скорняк также прибегли к подобной стимуляции.

Я первый вошел в зал, где нас когда-то, как нам казалось, кормил Крис. Что там за еда была на самом деле, я не знаю. Возможно, крысиные хвосты…

Пол в зале по щиколотку залит водой, на стенах плесень от жуткой сырости, штукатурка отслаивается. И нет здесь никакого тростника и бамбука. Барная стойка разрушена, столов мало, и все они перевернуты так, что столешницы утопают в воде… Лучи штурмовых фонарей неторопливо бродят по темноте, с потолка что-то капает, и тишина такая, что закладывает уши. Я, Шпак, Скорняк… А где Крис? Где Марица? Где все это чертово отродье?

За остатками барной стойки я увидел дверь. Коридор за ней, пищеблок и комната, где, ублажая, охмуряла меня своими разговорами Марица… Может, она и сейчас там. Вернее, он, злоформер – желеобразный, зеленый, пупырчатый монстр… Я даже не знал, смогу ли я убить его выстрелом из карабина.

– Что, уходим? – дрогнувшим от волнения голосом спросил Шпак.

Он хоть и находился под воздействием психостимулятора, страх все-таки держал его за грудки.

– Как твои глаза, сержант? – вопросом на вопрос ответил я.

– Да ничего.

– Если ничего, значит, хорошо. Чего тогда торопиться?

– Так не кормят же, – вставил слово Скорняк. – И блондинок вроде бы нет…

– Будут тебе блондинки, – буркнул Шпак. – Вон зомби сколько вокруг шляется. И блондинки там есть, и брюнетки. Станешь зомби, выбирай любую…

– Не наводи тоску на доску, сержант… Здесь оставайтесь. Дальше я сам…

Мне приходилось раззадоривать себя, чтобы преодолеть хоть и остаточный, но все же сильный страх… Казалось бы, какого черта я забыл в подсобке?.. Но именно этот черт, казалось, и приманивал меня к себе. Страшно, до сосущего холодка в желудке страшно, но я все же сделал шаг вперед.

Я не стал обходить барную стойку, как это бывало, когда я шел к Марице. Обломки этого сооружения валялись у меня под ногами, гнили в воде, мне оставалось только перешагнуть через них. И я шагнул, но вдруг шарахнулся в сторону: мне показалось, что Крис надвинулся на меня, прошел через мою плоть, как через бестелесный фантом, снял с полки несуществующую бутылку абсента…

– Командир! – услышал я надрывный голос Шпака.

Он стоял за спиной, освещая меня своими фонарями. И заметив, как я дернулся, встревожился.

– Все нормально, – успокоил его я. – Померещилось.

– Давай назад.

– Назад пути нет, сержант, только вперед…

Я шел в глубь этого подземелья с тем же чувством, с каким наша группа должна была отправиться за дробь-четвертую или даже за дробь-первую линию ограждения. Начальство не простит нам погибших пилотов и убитых Титаником спецназовцев. И лучше не искать с ним примирения. Но углубляться в Аномалье так же страшно, как заходить за эту дверь, за которой, возможно, меня поджидает смерть…