– Марина Петровна, вас на большой перемене просит подойти Кирилл Мефодьевич. – Приглашение Веры Иванны лишь подтвердило догадку.

…Большая перемена давала возможность преподавателям и студентам пообедать. «Значит, останусь без обеда», – удрученно подумала Марина, не любившая проводить занятия на пустой желудок. Обычно она брала с собой бутерброды, как раз на такой непредвиденный случай. Но сегодня день не задался с утра.

Завершая занятие, слушая ответы студентов, она прокручивала в голове возможные варианты своей беседы с начальством. Ну что, в конце концов, такого, что студент другого учебного заведения позанимался с артистами-любителями? Для одного – полезная практика, для других – помощь в освоении текста… Марина нарочито медленно закрывала дверь кабинета, шла по коридору, поднималась на третий этаж, где находились кабинеты начальства.

…Директор колледжа держал два костюма и два лица. Если на нем был отлично сшитый пиджак и галстук-бабочка, все студенты знали, что любому встреченному в коридорах колледжа незнакомому взрослому нужно говорить «здрасте» и в пределах досягаемости его слуха не материться. Весь колледж также знал, что в этот день в столовой будет неимоверное количество разнообразных салатов и вторых блюд – на выбор. В такие дни директор принимал гостей – коллег из городских учебных заведений, районное, а иногда и городское начальство, журналистов и депутатские комиссии. Кирилл Мефо–дь–евич старался быть на виду и из этих соображений регулярно сам «ходил в депутаты». На четыре года избирался, потом четыре года отдыхал от депутатской деятельности, потом опять избирался… Это давало ему возможность участвовать в распределении районного бюджета и вообще быть поближе к телу муниципальной администрации. Новая мебель, компьютерные классы, современное оборудование для мастерских, деньги на капитальный ремонт здания – все это добывалось именно в депутатские годы Кирилла Мефодьевича.

Когда директор приходил на работу в жилете с множеством карманов, молний и строчек, это значило, что он «дома», намерен сделать рейд по туалетам, выявить всех злостных курильщиков и написать приказ о лишении их стипендии за курение в общественных местах. Для преподавателей жилет означал возможность поговорить с директором о личном, наболевшем – отпуске, зарплате, надбавке, нагрузке…

…В приемной никого не было. Марина открыла дверь директорского кабинета и увидела, что начальство в костюме и «бабочке».

– Кирилл Мефодьевич, вы хотели со мной поговорить, – утверждая-спрашивая, произнесла дежурную фразу и отметила, что директор, обычно доброжелательно реагировавший на ее редкие появления в своем кабинете, на сей раз был официально строг. Он показал на кресло напротив своего стола и продолжал молчать. Марина, сидя в удобном кресле, изучала узор собственной юбки. Наконец он произнес:

– Вот какое дело, Марина Петровна, – и опять замолчал. – Звонили мне и сообщили о вас… Извините… процитирую, – он взял в руки листок бумаги, надел очки, – что вы «сожительствуете с собственным малолетним зятем»… И я обещал поговорить с вами… Я должен как-то отреагировать…

Сначала она потеряла дар речи, потом вспомнила анекдот из репертуара шестидесятых годов двадцатого века, когда жены неверных мужей писали заявление в партийную организацию: «Мой муж – подлец, верните мне моего мужа», – и на заседании партбюро завода или учреждения мужу объясняли, что он должен вернуться в семью; потом ущипнула себя за руку и обнаружила, что это все наяву.

– А как можно реагировать на бред? – возмущенно спросила она. Но директор как будто не слышал ее реплики.

– Я, вы знаете, тут записал несколько фраз, – сообщил он и, глядя все в тот же листочек, процитировал: – «Воспользовалась длительным отсутствием дочери… держит взаперти, использует в личных целях». – Кирилл Мефодьевич положил листочек, погладил его рукой, сверху положил футляр из-под очков. Разговор ему явно удовольствия не доставлял, но он продолжал: – Понимаете, если бы мы с вами занимались производством… – он долго не мог подобрать слово и наконец нашел, – производством конфет, то я бы не придал этому звонку никакого значения. Но мы-то с вами занимаемся воспитанием молодежи, и это, даже в наше время, налагает ряд обязательств. А вы ведь встречаетесь со студентами не только на лекциях, но и, так сказать, в неформальной обстановке…

Марина слушала директора и не могла поверить собственным ушам: взрослый человек после непонятно какого и чьего звонка, услышав полный бред, собирается принимать меры! В его речи опять образовалась пауза, и Марина решила ее заполнить:

– Уважаемый Кирилл Мефодьевич, но ведь это же смешно. Как это можно доказать, если уж переходить на язык фактов? Я живу в отдельной квартире, кто знает, чем я там занимаюсь?

– Дама была убедительна.

– Дама? А кто эта дама? Инспектор полиции нравов? Или начальник ЖКХ? И откуда у нее такие сведения? У нее что, моя квартира находится под наблюдением или на прослушивании? Или она воспользовалась военно-полевым биноклем?

– Она намекнула, что имеет отношение к сфере, близкой специализации колледжа. Вы же не хотите, чтобы нас полоскали на всю страну, как красносельскую школу в телевизионном ток-шоу Малахова?! – патетически воскликнул Кирилл Мефодьевич.

Марина помнила эту передачу, в которой классного руководителя обвинили в трагедии, произошедшей с учеником.

– Нет, конечно, я не хочу, чтобы колледж полоскали на всю страну, – заверила Марина. – Но я не хочу также обсуждать и слушать абсурдные вещи по поводу моей личной жизни.

– Но вы же не станете отрицать, что вчера вместо вас вел занятия этот самый ваш зять, – пустил в ход следующий аргумент директор.

– Вот этого я не стану отрицать, так как это совершенно другое дело. – Она хотела было объяснить директору, что у нее больна мать, что она сутками дежурила около нее, что она не хотела срывать репетиции… и вдруг почувствовала, что ее охватила полная апатия. Она вспомнила, как ее мать часто говорила о подобных ситуациях: «Кто первым обкакал, тот и прав».

– Кирилл Мефодьевич, а к чему вообще этот разговор? – устало спросила она. – От меня-то что требуется? Осознать, исправиться?

Директор стал методично рассовывать по карманам своего пиджака ручку, очечник, зажигалку, мобильный телефон, очевидно, таким образом давая себе возможность сформулировать ответ. Наконец вещи были разложены.

– Марина Петровна, поймите меня правильно, я не знаю, кто эта дама, я даже допускаю, что все, что она сказала, как вы изволили выразиться, – бред. Но я вполне допускаю, что этот звонок вроде пускового механизма в чьей-то игре против меня. Ведь репутация учебного заведения создается годами, а рушится в один миг. Марина Петровна, поймите меня правильно, я не хочу вас обижать, вы много для колледжа сделали… Но лучше бы вам уйти… по собственному…

Марине показалось, что она ослышалась.

– Что вы сказали? Уйти? Только потому, что кто-то, неизвестно кто и неизвестно почему, рассказал вам по телефону гадости про человека, которого вы знаете не первый год… – По его лицу она поняла, что он уже принял решение, и она может тут часами говорить о своей безупречной репутации – он ее не услышит. И тогда она, совершенно отупев от безысходности, уточнила: – Уволиться в середине учебного года?