По сути дела, Екатерина Долгорукая попала втакую же историю, как Елисавет: она могла взобраться на вершины власти только спомощью мальчишки, к которому была, строго говоря, равнодушна. Разница междунею и Елисавет заключалась только в темпераменте: в одной он переливался черезкрай, другая была внешне сдержанна. Да и тщеславия у Екатерины оказалось не впример больше, чем у беспутной Елисаветки. Кроме того, у царевны не имелосьникакого наставника, кроме не слишком-то разумной головы, а с Екатерины глаз неспускал ее деспотичный и властолюбивый отец. Точно так же он не спускал глаз ис Петра. Беспрестанно приглашал его в свое имение в Горенки, где все охотились,скакали верхом да бражничали, то есть занимались любимым времяпрепровождениемгосударя. Остерман, который в союзе с Долгоруким свалил Меншикова, чтобыполучить молодого императора в свое полное и единоличное распоряжение, хваталсяза голову. Однако он не знал, что главный удар еще только ждет его впереди. Водин из октябрьских дней 1729 года Петр вернулся в Москву мрачнее тучи исообщил, что женится на Екатерине Долгорукой.

Ходили слухи, что предприимчивый папенькапросто-напросто подложил свою не в меру тщеславную и уже давно не девственнуюдочь в постель пьяного императора. То есть Петру, застигнутому поутру рядом сЕкатериною, просто ничего не оставалось делать, как жениться на ней.

Конец 1729 года прошел для Елисавет вглубочайшем унынии. Она словно бы впала в спячку, однако в первых же числахянваря ее разбудила поразительная новость: Петр простудился и умирает! Народ,любивший своего юного государя с тем пылом, с каким всегда любили своихвластителей простодушные и наивные русские, веками верившие в доброго царя,день и ночь толпился у Кремля, молился, надеялся на лучшее. Однако сынзлополучного Алексея Петровича, видимо, тоже, как и отец, не был создан ни длясчастья, ни для долгой жизни. Он умер (загадочная это была история – егосмерть!), и русский престол освободился для...

Для Анны Иоанновны, дочери царя Иоанна, братаПетра Великого, герцогини Курляндской.

И при наступлении ее царствования пришло дляЕлисавет время еще одной потери – самой большой, самой, быть может,трагической.

Сэр Уильям, являвшийся знатоком русскихпоговорок, разумеется, знал и английские. В числе знакомых ему была, очевидно,и такая, пришедшая в Англию из Индии: «Не может леопард изменить пятна свои».Иначе говоря, каким ты родился, таким и умрешь, не меняется суть и натурачеловеческая.

Особа, именовавшая себя Лией де Бомон, вполнес этим соглашалась. Она не могла перестать заниматься тем, для чего некогдародилась на свет, – шпионить. Вроде бы при русском дворе все складывалосьтак, как надобно для интересов французского короля, и императрица относилась ксвоей новой лектриссе более чем благосклонно, однако Лия понимала, что«черно-бурая лиса» так просто не сдастся и непременно попытается оказатькакое-то противодействие подписанию договора. Пока все было тихо, но сияпрожженная в политических играх особа готова была поклясться: в недраханглийского посольства что-то готовится... но что именно?! Особенноподозрительным казался этот внезапно объявленный прием, который должен будетсостояться в честь скоропалительной помолвки племянника сэра Гембори. Русскаяимператрица, подзуживаемая Бестужевым, дала слово засвидетельствоватьангличанам свое расположение и быть на сем приеме.

Лия де Бомон чуяла какой-то подвох, но в чемон крылся?! Догадаться об этом было немыслимо, тем более – вызнать наверняка. Акак хотелось... Вот если бы у нее имелся свой человек в этом вражескомгнездилище...

А что, если попытаться проникнуть туда самой?Послушать, подсмотреть... иной раз самая малость, внешне незначительная, можетсыграть роль поистине решающую.

Лия де Бомон с трудом отыскала в своемдовольно роскошном гардеробе одежду попроще, решив в случае, если с кем-тостолкнется при попытке проникнуть в дом, выдать себя за служанку, которая ищетместа. Лия прекрасно понимала, что прикинуться русской ей даже и думать нечего(сэр Гембори слыл знатоком туземного наречия), и намеревалась изображать изсебя польку, ибо немножко знала этот язык (была у нее одна добрая знакомая –польская дама, которая и научила ее своему шипящему говору), а впрочем, она отдуши надеялась, что англичане польский не учили и того десятка слов, которымона владела, ей вполне достанет для маскировки. Лучше всего у нее получалось«пся крёв», самое ужасное польское ругательство, а также выражениеблагодарности – «дзенькуе бардзо». В репертуаре было также слово «урода», чтоозначало красавица, «вонявки», то есть духи, ну и еще пара-тройка столько жеостро необходимых выражений.

В сумерках она подошла к большому посольскомудому и немного побродила по берегу Невы, дожидаясь темноты. Пора белых ночей,которые так раздражали ее в Петербурге, уже кончилась, скоро прошли понабережной фонарщики со своими шестами. За все это время из парадных дверейникто не выходил, да и с черного хода, насколько Лия могла заметить, тоже. Аона так надеялась остановить кого-нибудь из слуг! Но посольский дом словновымер. Наконец в высоком деревянном заборе отворилась малая калиточка и вышелкакой-то человек, по виду – садовник, но Лия оказалась в это мгновение слишкомдалеко и не успела с ним заговорить.

Она воротилась к забору и прошлась вдоль него.Право, не знай она точно, что калитка существует, ни за что не заметила бы ее,тем паче в сумерках! Это было настоящим подарком судьбы. Bon Die, добрыйбоженька, сегодня определенно находился на стороне Франции!

Лия нашла неплотно пригнанную планку, черезкоторую рука могла проскользнуть внутрь, к засову, отодвинула его – и прониклав сад посольства.

Она бывала в Англии прежде и прекрасно знала(и недолюбливала, между нами говоря!) вылизанные и выстриженные английские лужайки,которые, к ее огорчению, весьма успешно переползли и в Версаль, однако здесьбыл самый настоящий старый, заросший и весьма заброшенный сад. То есть передфасадом, само собой, лежали тщательно ухоженные и распланированные клумбы, но сторцов растительность еще не была тронута прилежными руками садовника. Здесь-тои оказалась Лия и, подбирая повыше юбку, чтобы не путалась в траве, побрела кединственному светящемуся поблизости окну – на галерейке.

Наверное, где-то имелась лесенка, но Лиярешила не тратить время на поиски: засучила рукава, подоткнула юбку уже вовсеза пояс, в одно мгновение ока влезла по столбам-подпоркам и припала к окну.