Даже паровая машина в том виде, как она была изобретена в конце XVII в., в мануфактурный период, и просуществовала до начала 80-х гг. XVIII в., не вызвала никакой промышленной революции. Наоборот, именно создание рабочих машин и выдвинуло необходимость паровой машины.

Рабочая машина, от которой исходит промышленная революция, заменяет рабочего, действующего одновременно только одним орудием, таким механизмом, который разом оперирует массой одинаковых или однородных орудий и приводится в действие одной двигательной силой, какова бы ни была форма последней.

Увеличение размеров рабочей машины и количества ее одновременно действующих орудий требует более крупного двигательного механизма, а этот механизм нуждается для преодоления своего собственного сопротивления в более мощной двигательной силе, чем человеческая, не говоря уже о том, что человек представляет крайне несовершенное средство для производства равномерного и непрерывного движения. Теперь силы природы могут заменить его и как двигательную силу, а при этом один двигательный механизм может приводить в движение много рабочих машин одновременно.

Механические станки, паровые машины и т. д. появились раньше, чем появился рабочий, исключительное занятие которого состоит в производстве паровых машин, механических станков и т. д. точно так же, как человек носил одежду раньше, чем появились портные. Но изобретения XVIII в. (Вокансона, Аркрайта, Уатта и т. д.) могли получить осуществление только благодаря тому, что эти изобретатели нашли значительное количество искусных механических рабочих, уже подготовленных мануфактурным периодом. С увеличением числа изобретений и возрастанием спроса на вновь изобретенные машины все более развивалось, с одной стороны, распадение фабрикации машин на многочисленные отрасли, с другой стороны, разделение труда внутри машиностроительных мануфактур. Таким образом, мы открываем здесь в мануфактуре непосредственную техническую основу крупной промышленности. Она производила машины, при помощи которых крупная промышленность положила конец ремесленному и мануфактурному производству в тех отраслях производства, которыми они прежде всего овладели. Следовательно, машинное производство первоначально возникло на несоответствующем ему материальном базисе. Развитие крупной промышленности парализовалось до тех пор, пока ее характерное средство производства – сама машина – была обязана своим существованием индивидуальной силе и индивидуальному искусству, т. е. пока она зависела от тех мускульной силы, верности глаза и виртуозности рук, с которыми частичный рабочий мануфактуры или ремесленник оперирует своим карликовым инструментом. Не говоря о дороговизне машин как следствии такого способа их происхождения, – дальнейшее расширение промышленности, которая приобрела уже машинный характер, и проникновение машин в новые отрасли производства всецело зависели благодаря этому от такого условия, как возрастание этой категории рабочих, которая вследствие полуартистического характера ее занятий может увеличиваться не скачками, а лишь постепенно. Но на известной ступени развития крупная промышленность попадает и в техническое противоречие со своим ремесленным и мануфактурным базисом. Перед машиностроением выросли задачи, которых мануфактура не могла разрешать. Мануфактура не могла бы создать таких машин, как, например, современный типографский станок, современный паровой ткацкий станок и современная чесальная машина.

Переворот в способе производства, совершавшийся в одной сфере промышленности, обусловливает такой же переворот в других сферах. Так, например, машинное прядение выдвинуло необходимость машинного ткачества, а оба вместе сделали необходимой механико-химическую революцию в белильном, ситцепечатном и красильном производствах. Таким же образом, с другой стороны, революция в бумагопрядильном производстве вызывала изобретение gin’a – машины для отделения хлопчатобумажных волокон от семян, благодаря чему только и сделалось возможным производство хлопка в необходимом теперь крупном масштабе. А революция в способе производства промышленности и земледелия сделала необходимой революцию в общих условиях общественно-производственного процесса, т. е. в средствах сношений и транспорта. Средства транспорта и сношений, завещанные мануфактурным периодом, скоро превратились в невыносимые путы для крупной промышленности с ее лихорадочным темпом производства, ее массовыми размерами, с ее постоянным перебрасыванием масс капитала и рабочих из одной отрасли производства в другую и с созданными ею новыми связями, расширяющимися в мировой рынок. Не говоря уже о парусном судостроении, претерпевшем полный переворот, в деле сношений и транспорта совершилось поэтому при помощи системы речных пароходов, железных дорог, океанских пароходов и телеграфов постепенное приспособление к крупнопромышленному способу производства. Но огромные массы железа, которые приходилось теперь ковать, сваривать, резать, сверлить и формовать, в свою очередь, требовали таких циклопических машин, создать которые мануфактурное машиностроение было не в силах.

Итак, крупная промышленность должна была распространиться и на машиностроение, должна была производить машины машинами.

Если в машине, применяемой к машиностроению, мы рассмотрим ту часть, которая составляет собственно рабочую машину, то мы опять увидим перед собою ремесленный инструмент, только в циклопических размерах, – например, исполнительный механизм сверлильной машины – это огромный бурав, который приводится в движение паровой машиной и без которого, в свою очередь, не могли бы быть произведены цилиндры больших паровых машин и гидравлических прессов. Механический токарный станок – циклопическое воспроизведение обыкновенного ножного токарного станка; строгальная машина – железный плотник, обрабатывающий железо тем же орудием, как плотник обрабатывает дерево; орудие, которое на лондонских кораблестроительных верфях режет железо на пластины, – это гигантская бритва; орудие машины, которая режет железо, как ножницы портного режут сукно, – это чудовищные ножницы, а паровой молот действует головкой обыкновенного молотка, но такого веса, что им не мог бы взмахнуть сам Тор. Например, один из таких паровых молотов весит более 6 тонн и падает перпендикулярно с высоты в 7 футов на наковальню весом в 36 тонн. Он играючи превращает в порошок гранитную глыбу, но не менее пригоден и к тому, чтобы вбить гвоздь в мягкое дерево рядом легких ударов.

В простой кооперации и даже кооперации, усовершенствованной разделением труда, вытеснение обособленного рабочего коллективным все еще представляется более или менее случайным. Машина же (за некоторыми исключениями, о которых будет упомянуто позже), безусловно, требует обобществленного труда, т. е. планомерного и совместного труда многих лиц. Самая природа труда делает теперь планомерную совместную работу технической необходимостью.

Мы видели, что производительные силы, возникающие из кооперации и разделения труда, ничего не стоят капиталу. Естественные силы, как пар, вода и т. д., тоже ничего не стоят. Но как человеку для дыхания необходимы легкие, так он нуждается в «создании человеческой руки», для того чтобы производительно потреблять эти естественные силы. Для эксплуатации двигательной силы воды необходимо водяное колесо, для эксплуатации упругости пара – паровая машина. С наукой дело обстоит так же, как с естественными силами. Раз закон отклонения магнитной стрелки в области действия электрического тока или закон намагничивания железа действием электрического тока, обегающего вокруг железа, открыты, они уже не стоят ни гроша. Если, таким образом, с первого же взгляда ясно, что крупная промышленность, овладев колоссальными силами природы и естествознанием, должна была чрезвычайно повысить производительность труда, то далеко не так ясно, не покупается ли это повышение производительной силы более значительным увеличением затраты труда. Подобно постоянному капиталу вообще, машина не создает никакой стоимости, но переносит на продукт свою собственную стоимость. Но несомненно ведь, что машина и система машин, характерное средство труда крупной промышленности, представляют несравненно большую стоимость, чем средства труда в ремесленном и мануфактурном производстве. Вместо того чтобы удешевлять продукт, она удорожает его соответственно своей собственной стоимости.