Присоединяя подавляющее количество детей и женщин к рабочему персоналу, машина сламывает наконец сопротивление, которое мужчина-рабочий в мануфактуре еще оказывал деспотии капитала.

Если машина является наиболее могущественным средством для того, чтобы увеличить производительность труда, т. е. сократить рабочее время, необходимое для производства товаров, то как носительница капитала она становится могущественным средством для того, чтобы удлинять рабочий день дальше всех естественных пределов. Она создает, с одной стороны, новые условия, позволяющие капиталу дать полную волю этой своей постоянной тенденции; с другой стороны – новые мотивы, обостряющие его неутолимую жажду чужого труда.

Машина движется сама собой, ее движение и деятельность независимы от рабочего. Она могла бы продолжать свое движение непрерывно, если бы не встречала препятствия в виде физической слабости и своеволия своих помощников-людей. Поэтому стремлением капитала является возможно более полное преодоление этого сопротивления. Последнее и без того ослабляется кажущейся легкостью работы при машине и большей податливостью, покорностью женщин и детей.

Чем дольше находится в работе машина, тем больше масса вырабатываемых ею товаров и тем меньше та часть стоимости, которую она присоединяет к каждому отдельному товару. Это достаточное основание для капитала к возможному удлинению времени ее работы в течение каждого отдельного дня.

Снашивание машин отнюдь не с математической точностью соответствует времени пользования ею. Но даже если бы это было и так, то машина, которая служит ежедневно по 16 часов в течение 7½ года, работает не менее и присоединяет к общему продукту такую же стоимость, как та же самая машина, если она служит 15 лет всего по 8 часов ежедневно. Но в первом случае стоимость машины превратилась бы в деньги вдвое быстрее, чем во втором, и капиталист поглотил бы в первом случае столько же прибавочного труда в 7½ года, сколько во втором – в 15 лет.

Машина изнашивается не только от употребления, но и тогда, когда стоит, подобно тому как меч от бездействия ржавеет в ножнах. В последнем случае она делается добычей стихий, и такого рода снашивание до некоторой степени обратно пропорционально ее употреблению: чем дольше она бездействует, тем больше страдает от стихий.

Но кроме материального снашивания машина подвергается, так сказать, и моральному снашиванию. Она утрачивает меновую стоимость, по мере того как машины такой же конструкции начинают изготовляться дешевле или лучшие машины вступают с ней в конкуренцию. В обоих случаях, как бы нова и жизнеспособна ни была машина, ее стоимость определяется уже не тем рабочим временем, которое фактически овеществлено в ней, а тем, которое необходимо теперь для производства такой же или лучшей машины. Поэтому она более или менее утрачивает свою стоимость. Чем быстрее ее общая стоимость переносится на продукт, чем скорее она используется, тем меньше опасность этого морального снашивания, а чем длиннее рабочий день, тем скорее она используется. Когда машины впервые вводятся в какую-либо отрасль производства, то один за другим следуют все новые и новые методы удешевленного их производства и новые усовершенствования, охватывающие не только отдельные части или аппараты, но весь механизм в целом. Поэтому в первый период жизни машины этот особенный мотив к удлинению рабочего дня действует с наибольшею силой[23].

Если капиталист хочет применить двойное количество рабочих и извлекать из них прибавочную стоимость, не удлиняя рабочего дня, то он должен удвоить капитал, вложенный в машины и здания, так же точно, как и вложенный в сырой материал, вспомогательные вещества и т. д. С удлинением рабочего дня масштаб производства увеличивается, между тем как часть капитала, затраченная на машины и постройки, остается без изменения. Конечно, это явление в большей или меньшей мере наблюдается вообще при всяком удлинении рабочего дня, но в случае применения машин оно имеет более решающее значение, потому что при этом часть капитала, превращаемая в средства труда, вообще играет наибольшую роль. «Когда земледелец, – поучал в 1837 г. Ашворт, английский хлопчатобумажный магнат, профессора политической экономии Нассау В. Сениора, – когда земледелец бросает свой заступ, он делает бесполезным на это время капитал в 18 пенсов (около 7 коп.). Когда один из наших людей (т. е. из фабричных рабочих) оставляет фабрику, он делает бесполезным капитал, который стоил 100 000 ф. ст. (около 1 млн руб.)». Подумайте только! Сделать «бесполезным», хотя бы только на одно мгновение, капитал, который стоил 100 000 ф. ст.!.. Да, это вопиющее дело, если кто-либо из наших людей вообще когда-нибудь покидает фабрику! Постоянно возрастающие размеры машин делают «желательным», – полагает наученный Ашвортом Сениор, – постоянно прогрессирующее удлинение рабочего дня.

При первых и еще разрозненных опытах введения машин в какой-либо отрасли производства общественная стоимость механического (машинного) продукта стоит выше его индивидуальной стоимости, – иными словами, механический продукт требует меньше труда, чем продукт конкурирующих предприятий, которые работают еще без машины; стоимость же определяется «общественно необходимым» трудом, т. е. в данном случае большим количеством труда, необходимого без применения машин. Вследствие этого механический продукт может быть продаваем гораздо выше своей собственной стоимости. Поэтому в течение такого переходного периода, пока машинное производство сохраняет своего рода монопольное положение, прибыли достигают чрезвычайных размеров и капиталист стремится как можно основательнее использовать этот «медовый месяц» посредством наивозможного удлинения рабочего дня. Большой барыш обостряет неутолимую жажду еще большего барыша.

Этой сверхприбыли наступает конец, как только машина приобретает в той же отрасли производства всеобщее распространение, и тогда начинает обнаруживать свое действие тот закон, что прибавочная стоимость происходит не от тех рабочих сил, которые капиталист заместил посредством машины, а, наоборот, от тех, которые он при ней применяет. Прибавочная стоимость происходит только от переменной части капитала, т. е. от живого труда; поэтому она должна быть тем больше, чем больше живого труда применяет капитал, и с сокращением живого труда она должна уменьшаться. Но цель машины как раз и состоит в вытеснении и замещении живого труда. Машина повышает производительность труда, она удешевляет продукт, производя его сокращенной затратой труда, тем самым она сокращает издержки на поддержание жизни, а следовательно, и стоимость рабочей силы. Но всего этого она достигает только таким способом, что уменьшает число рабочих, применяемых капиталом данной величины, – иными словами, тем, что часть капитала, который раньше был переменным (т. е. оплачивал живую рабочую силу) она превращает в машины, т. е. в постоянный капитал, не производящий никакой прибавочной стоимости.