Эгон и Яльмар согласно кивнули.

— Грустно это, — проникновенно сказал Яльмар. — Даже в эти тяжелые времена Швеция не может выпрямить спину и следовать шведским идеалам. Мне стыдно иногда, что я швед.

Все покачали головами и отхлебнули коньяку.

— О чем я думаю? — спохватился Вильгот. — Мы же не можем лакать коньяк под селедку! Франц, сбегай принеси холодного пива.

Через пять минут порядок был восстановлен. «Туборг» из погреба прекрасно гармонировал с бутербродами с селедкой. Франц улыбнулся от уха до уха, когда отец откупорил бутылку и протянул ему.

— Я уже внес кое-какие деньги и вам рекомендую. Как не поддержать правое дело? Гитлеру сейчас нужны хорошие люди.

— Да, дела вроде идут неплохо! — Яльмар отсалютовал бутылкой. — Мы работаем на пределе — спрос на руду как никогда. Можете говорить о войне что хотите, но как деловой проект она вне конкуренции.

— А если мы еще заодно избавимся от жидовской нечисти, лучшего и желать нельзя. — Эгон взял еще один бутерброд. Поднос пустел на глазах. Он откусил большой кусок и повернулся к Францу. — Ты должен гордиться своим отцом, парень, — сказал Эгон, продолжая жевать. — Таких, как он, не много осталось в Швеции.

Все посмотрели на Франца.

— Еще бы, — сказал он, смущаясь.

— Слушай, что отец говорит, он знает жизнь. Ты небось понимаешь — у тех, кто поливает грязью немцев, у самих нечистая кровь в жилах. Цыгане, валлоны… полно всяких. Ничего удивительного, что они ставят все с ног на голову. Но твой-то отец — человек бывалый, он знает, как мир устроен. Мы же видим, как жиды и прочие пришлые хотят все забрать в свои руки, чтобы о настоящей, чистой Швеции и памяти не осталось. Нет уж, Гитлер на верном пути! — Эгон так разгорячился, что начал брызгать слюной.

— Хорошо, господа, поговорим о делах. — Вильгот со стуком поставил бутылку на стол.

Франц слушал еще минут двадцать, потом неверной походкой поплелся в спальню и лег, не раздеваясь. Комната завертелась перед глазами. До него доносились звуки мужских голосов в гостиной. И он заснул в счастливом неведении — откуда ему было знать, каково будет наутро.

Йоста глубоко вздохнул. Наступала осень, а это означало, что гольф постепенно сходил на нет. Хотя еще довольно тепло, можно рассчитывать недели на три, в лучшем случае — на месяц. Но он знал, как это бывает осенью. Дождь — три-четыре дня долой. Гроза — пара дней пропала. И холод — то еще ничего, а то пробирает до костей. Один из недостатков Швеции. Впрочем, достоинств, которые возмещали бы эти недостатки, он тоже особо не замечал. Разве что сюрстрёминг…[8]Да и то — ничто не мешает взять с собой две-три банки и уехать хоть в Испанию. От каждой страны надо брать лучшее.

В отделе, слава богу, было все тихо. Мельберг ушел выгуливать свою дворнягу, Мартин и Паула уехали в Гётеборг допрашивать Франца Рингхольма. Рингхольм… Йоста давно пытался вспомнить, где он слышал эту фамилию, а сейчас вспомнил. Журналист из «Бухусленца». Он потянулся за газетой на столе и на второй же странице увидел статью, подписанную именем Челль Рингхольм. Языкастый черт… как его только терпят местные политики и власти. Конечно, совпадение может быть и случайным, но фамилия не такая уж частая. Может, сын того Франца Рингхольма? Йоста на всякий случай заложил эти сведения в память — могут пригодиться.

Но сейчас он должен заняться другим. Йоста опять вздохнул. С годами он довел свои вздохи до степени высокого искусства. Может быть, дождаться Мартина? В таком случае Мартин часть работы возьмет на себя… и вообще, у него появляется свободный час, а может, и два, если Мартин с Паулой решат сначала поесть.

Какого черта, выругался Йоста про себя, и ему стало неловко. Нет, надо покончить с этим делом. Он надел куртку, сказал Аннике, где его искать в случае чего, спустился в гараж, взял машину и поехал в Фьельбаку.

Позвонил в дверь и обругал себя за глупость. Ребята же наверняка в школе, а родители на работе. Йоста повернулся и хотел уже уйти, как дверь открылась и появился Адам с красным носом и слезящимися глазами.

— Заболел?

Мальчик кивнул, в подтверждение звучно чихнул и вытер нос платком.

— Пдостудидся, — сказал он голосом, не оставляющим сомнений насчет состояния его носоглотки.

— Можно войти?

— Подалуста, если дискнете. — Он отступил немного и снова чихнул.

Йоста почувствовал на своей руке брызги кишащей вирусами слюны, но не очень огорчился. Пара дней на бюллетене не помешают. Насморк вполне можно пережить, если лежать на диване со стаканом горячего чая с медом и наслаждаться записью последнего турнира «Мастерс».[9]Можно посмотреть свинг Тайгера[10]в рапиде.

— Бабы бет боба, — сообщил Адам.

Йоста посмотрел на него с недоумением, но быстро сообразил — мамы нет дома.

В голове мелькнул параграф: несовершеннолетних разрешается допрашивать только в присутствии родителей или опекунов. Мелькнул и тут же исчез. Кто придумал эти параграфы? Они только затрудняют работу. Эрнст несомненно бы его поддержал. Полицейский Эрнст, уточнил он свою мысль, а не пес Эрнст. Йоста фыркнул.

Адам посмотрел на него как на сумасшедшего.

Они присели за кухонный стол со следами завтрака — крошки, кусочек масла, пролитый «O'boy».

— Значит, так. — Йоста побарабанил пальцами по столу и тут же понял, что этого делать не следовало — пальцы мгновенно стали липкими.

Он вытер их о брюки и начал заново:

— Значит, так. Как ты все это пережил?

Вопрос прозвучал странно даже для него. Он не особенно умел разговаривать с подростками или так называемыми личностями с психической травмой. К тому же не воспринимал всю эту белиберду всерьез — подумаешь, старик же был давно мертв, когда они его нашли, так что ничего особо опасного для психики. Он немало навидался трупов за свою жизнь, и ничего. Никакой психической травмы.

Адам хлюпнул носом.

— Да ничего… Ребята вообще считают, что это круто.

— Давай начнем сначала. Как вы вообще туда попали?

— Маттиас придумал. — Адам, собственно, произнес «Баддиас», но Йоста уже настроился на синхронный перевод. — Все знают, что старики свихнулись на Второй мировой войне. Один парень рассказывал — говорит, чего у них только нет. А Маттиас говорит — давай заглянем. — Он чихнул с такой страстью, что Йоста чуть не подпрыгнул на стуле.