Она улыбнулась, тепло, располагающе.

– Да-да. Мы с тобой, Вениамино. Но об этом позже. Картакерны, должна тебя обрадовать, отнюдь не стоят на пороге экстинкции. К моему великому сожалению. Они расплодились в тёплых морях, жрут что ни попадя, наносят огромный ущерб популяциям действительно полезных и редких существ, вынуждают племена сирен и тритонов покидать обжитые места… Как правило, они довольствуются ролью обычных хищников, но порой что-то у них… гм… щёлкает в мозгах, или что у них там вместо оных, в междужаберном ганглии, – и они вспоминают о своём предназначении. Выходят на охоту за магами.

– Спасибо, что просветила, – кивнул Вениамин без тени усмешки. – Я не знал, серьёзно. Так или иначе, эта картакерна больше уже ни на кого охотиться не станет.

Алисанда изящно повела тонкой ручкой, мол, не стоит благодарности.

– Это всё равно интересно, друг Вениамино. Я немного занималась наследием безумного Макса – или, вернее сказать, последствиями его безумия. Но это так, между прочим. Мы отвлеклись – с тобой так приятно разговаривать… после всех этих лет.

Розоватые холмы в глубине декольте слегка колыхнулись, и Вениамин ощутил, что краснеет, словно мальчишка.

Он кашлянул.

– Гм, да, прости, мы отвлеклись. Возвращаясь к твоему вопросу – да, я счастлив, Санди. Я приношу пользу, здесь и сейчас. Конкретную, осязаемую. Когда вижу мать, обнимающую выздоровевшего малыша, например. Или когда гляжу на цветущую долину моих подопечных невысокликов. Когда удаётся отвести свирепый шторм или снежную бурю, что неизменно собирали свою дань мертвецами – пока я здесь не поселился. Немного пафосно звучит, но что уж поделать. – Он слегка развёл руками, давая понять, что закончил.

Алисанда помолчала, играя переливающимся ожерельем. Солнечные камни весело поблёскивали, пуская друг в друга короткие яркие лучики.

– Ты счастлив… здесь, в северной глуши, в полном одиночестве? Где не с кем поговорить, не с кем поднять чашу, как сказали бы наши поэты?

– Я здесь вовсе не в одиночестве, Санди, я…

– Ой, всё. Только не говори, что общество мохноногих половинчиков может заменить…

– Они вовсе не мохноногие! Это у южных племён, а северные должны были всё равно носить порты и мех постепенно утратили! И ступни у них уменьшились!

– Ты так горячишься, – усмехнулась она, – словно хочешь доказать, что они вполне сгодятся в любовники или любовницы нам, людям.

– Кхм! – Вениамин поперхнулся. – Ничего такого я и в виду не имел, Санди! Просто говорил, что никакого одиночества здесь не испытывал. К тому же…

– Да, пёсик и котик у тебя куда как славные, – кивнула она. – Но общества равных, общества чародеев, истинного интеллектуального общения они не заменят всё равно. Несмотря на всю свою верность.

– Санди, десятки чародеев живут так же, как и я, в глуши.

Она улыбнулась.

– Верно, живут. Но кто именно вынужден так жить, Вениамино?

– Гм… – он смешался, – те, кого назначит Капитул, не так ли?

– И снова верно. Но лишь частично. Капитул назначает тех, кто больше ни на что не способен, чьи потенциалы с талантами ограничены и кто, даже управляя погодой, не в силах причинить совсем уж большого ущерба.

– Санди…

– Это работа для неудачников, милый Вениамино. Для старательных, но туповатых. Для добрых, но ограниченных. Нет-нет, не закатывай глаза. Ты знаешь, что я говорю чистую правду.

Он знал.

– Но это не значит, что простые люди, половинчики, гномы, кобольды, гоблины и им подобные мирные расы не заслуживают хороших, настоящих, достойных волшебников.

– Мой дорогой, мирные расы как раз заслуживают того, чтобы хорошие, настоящие, достойные волшебники занимались бы хорошими, настоящими, достойными их таланта делами. Боролись бы с магическими эпидемиями, вроде красной смерти или чёрного пота. Уничтожали бы чудищ, подобно забредшей к тебе картакерне, да не по одной, а сразу сотнями или тысячами. Боролись бы с глобальной неустойчивостью мира, грозящей, как тебе известно, или стремительными оледенениями, или иссушающими засухами и всеобщим наступлением пустынь.

Она сделала паузу. Вениамин, воспользовавшись, прищёлкнул пальцами – кувшин с ягодным взваром подлетел в воздух, наклонился, аккуратно, не пролив ни капли, наполнил высокий бокал Алисанды.

– Благодарю. Это тоже варила Делия?

– Да. Как и вчерашний глинтвейн.

– Мм-м, да, глинтвейн был хорош. Вели ей сегодня вечером сделать ещё.

– Почему бы тебе не попросить её самой, Санди?

– Пф-ф, милый. Общаться с твоей прислугой? Благодарю покорно. Мне моей хватает, более чем. Впрочем, давай не будем уклоняться. Итак, ты согласен, что настоящие волшебники должны заниматься настоящими делами?

– Смотря кого считать настоящим волшебником и смотря что – настоящим делом, – не сдавался он.

– Упомянутые мной эпидемии, до сих пор не поддающиеся никакому лечению, кроме карантина – сиречь пока в заражённых областях попросту не перемрёт девять десятых населения, – в твоих глазах таковыми не являются?

– Ты приехала предложить мне заняться красной смертью? Или пандемиями чёрного пота? Но я никогда не специализировался в лечебной магии, за исключением обычных полевых практик и самой элементарной ветеринарии. Это нерационально и неразумно. В Академии хватает настоящих, истинных лекарей. Я… не понимаю. Не понимаю, зачем ты приехала, Алисанда.

Наступила тишина.

Невероятно красивая девушка перед ним, выглядевшая на восемнадцать, при том, что было ей изрядно больше, долго молчала, продолжая загадочно улыбаться.

– Вениамино, милый друг мой, я приехала… по многим причинам.

Она сидела напротив него, такая нарядная, роскошная, убийственно привлекательная. И соблазнительная. Соблазнительная до тянущего, сосущего чувства внизу живота, чувства, навевающего совсем не джентльменские мысли.

– Я весь внимание, милсдарыня, – откашлялся маг, стараясь свести всё к шутке.

– Ну, во-первых, я по тебе соскучилась, милый Вениамино. – Она по-прежнему улыбалась. Улыбка начинала казаться приклеенной. – А ты разве нет? В конце концов, мы же расстались… во всяком случае, не врагами.

– Не врагами, – кивнул он. Кровь сильнее застучала в висках. – Но я вообще не понимаю, зачем это сейчас…

– Милый, – её туфелька дразняще раскачивалась, – хочу, чтобы ты понял. Я была на тебя зла, очень зла. Ты вспылил и устроил мне сцену на совершенно ровном месте. Я всего лишь хотела попасть в ассистентки к знаменитому профессору Барбароссе, а ты уже вообразил себе невесть что! Вообразил, надулся, нахохлился, принялся донимать меня своей глупой ревностью…

– Профессор Барбаросса был бабник, каких поискать. И все знали, что в ассистентки он берёт, гм, только тех, с кем переспит!