Тогда что же напугало этого человека в короткий период между посещением им лондонского банка и отъездом домой в Эссекс?

Голос Хэмиша громко прозвучал в маленьком кабинете: «Его сын».

И сын был первой заботой Уолтера Теллера, когда он наконец добрался домой. Тем не менее он ушел от Гарри, как и от жены, спустя чуть больше недели.

Действительно ли его покойный отец настаивал на том, чтобы наследник отправился в школу в столь раннем возрасте? Ратлиджу так говорили, но доказательств не было. Жаль, что он не подумал спросить об этом Летицию Теллер. Желание пойти против воли покойного отца едва ли могло вызвать подобный срыв.

Было еще письмо от миссионерского общества.

Но Теллер не заболел сразу же после его получения.

Ратлидж потянулся за своей шляпой.

Пришло время найти общество Элкока и задать несколько вопросов.

Он узнал из источников в Ярде, что общество владеет маленьким домом неподалеку от Эйлсфорда в Кенте, и поехал туда, не договариваясь о встрече.

Эйлсфорд, с его узким мостом и еще более узкими извилистыми улочками, был симпатичным городком на Медуэе. Дом, который искал Ратлидж, стоял недалеко от церкви. Это было здание эпохи Тюдоров, высокое и узкое.

Ратлидж постучал в дверь, которую открыл пожилой мужчина в черном, с лицом, сморщенным от возраста и солнца.

Ратлидж представился и объяснил свое дело.

Мистер Форестер оказался секретарем общества и вел всю его корреспонденцию. Элкок, как он сообщил Ратлиджу, был основан в начале XIX столетия и с тех пор щедро поддерживался покровителями, которые верили в работу общества и его попытки нести просвещение в забытые части света.

Сама Виктория[6]посетила крошечную штаб-квартиру перед вступлением на трон, и над камином висела картина, запечатлевшая это событие, принадлежавшая кисти предшественника Форестера. Он с гордостью указал на нее.

Форестер пригласил Ратлиджа присоединиться к нему за чаем, и они устроились в гостиной на стульях, которые, как не сомневался Ратлидж, помнили времена великой Елизаветы,[7]с прямыми спинками и сиденьями, твердыми как железо, обсуждая цели общества.

— А Уолтер Теллер?

— Он всегда был крепким надежным человеком, который умел находить общий язык с туземцами и работать с ними над проектами, призванными улучшить их жизнь. Например, школа, или новый колодец, или рынок, который привлек бы к району внимание коммерсантов. Вы можете назвать это очень практичными делами, но с их помощью людей можно было обращать в христианство.

— Насколько я понимаю, — сказал Ратлидж, — вы недавно писали мистеру Теллеру?

— Да. Фактически, у меня в столе копия письма. Я держу копии всей корреспонденции.

Он отодвинул чашку и подошел к письменному столу, где нашел нужную папку и принес ее.

— Давайте посмотрим. — Форестер перебрал несколько листов бумаги, прежде чем нашел то, что искал. — Вот. Мистер Теллер несколько лет не работал в миссии — его книга, конечно, а потом война, — а мы испытываем некоторые трудности в поисках хороших людей для нашей работы. — Он посмотрел на Ратлиджа. — Печально, но мир изменился. Перед войной был искренний энтузиазм в отношении службы. За последние два года многие из нас ощущают усталость и преисполнены горечи. Наши миссионеры стареют и собираются уходить на покой. Мы хотели бы, чтобы мистер Теллер вернулся.

— И он ответил на ваш призыв?

— Пока нет. Но вы говорили, он болен. Возможно, причина в этом?

— Может быть. — Ратлидж избегал прямого ответа. — Болезнь мистера Теллера и привела меня сюда. Врачи не в состоянии это объяснить. Он кажется чем-то глубоко обеспокоенным. Семья не может ничего припомнить, что спровоцировало бы такой внезапный и необычный приступ паралича.

Мистер Форестер внимательно посмотрел на Ратлиджа:

— И это потребовало внимания Скотленд-Ярда?

Ратлидж улыбнулся:

— Дело в том, что мистер Теллер чудесным образом выздоровел и исчез из клиники. Я руковожу его поисками.

Форестер покачал головой:

— Это очень странно. Никогда бы не подумал, что Уолтер Теллер может испытывать такого рода приступы. Я знаю, что он очень привязан к своему сыну. Единственный ребенок, насколько я помню.

— Да.

— И с мальчиком ничего не случилось?

— Он собирается отправиться в частную школу.

— Как летят годы! Я помню, когда он родился, как гордился им мистер Теллер, какие планы он строил. У меня сильное подозрение, что он не вернулся на работу из-за мальчика. Я могу это понять, также имея позднего ребенка. Чудо наблюдения за его ростом было не описать словами.

Что-то в его тоне привлекло внимание Ратлиджа.

— Ваш сын был на войне?

— Как вы догадались? Он погиб на Сомме. Я давно хотел поехать во Францию и увидеть его могилу. Но мне не суждено. Я слишком стар для такого путешествия. — Откашлявшись, он добавил: — Но вернемся к Уолтеру Теллеру. Я не буду ждать скорого ответа. Спасибо, что сообщили мне обстоятельства. Общество нуждается в нем. Надеюсь, его выздоровление будет полным.

Ратлидж поблагодарил его и удалился.

На обратном пути в Лондон он думал об отношении Уолтера Теллера к сыну, после чего заехал к Франс.

Дэвид Тревор был в саду, наслаждаясь вечерним ветерком перед заходом солнца, и улыбнулся при виде крестника, вышедшего через французское окно на террасу.

— Иен, у тебя был трудный день. Франс говорила мне, что ты возвращался в Ярд.

Ратлидж тоже улыбнулся и опустился на стул.

— Как вы себя чувствуете?

— Не хочу тебе лгать — опыт был не из приятных. У меня ушибы, и я не помню, как я их заработал. Но мы выжили, и это главное. — Он поднял забинтованную руку. — Франс позаботилась об этом. Рана неглубокая. Я дешево отделался, учитывая то, что произошло со многими. С вашей подругой все в порядке?

Ратлидж был удивлен, что Тревор помнит о его кратком отсутствии в поисках Мередит Ченнинг.

— Думаю, что да. — Он сделал паузу. — Я вынужден затронуть болезненную тему. Как вы себя чувствовали, имея сына? Когда он родился — в его первые детские годы?

— Это имеет отношение к делу?

— К сожалению, да.

— Я не возражаю поговорить о тех годах. Стать отцом казалось чудом. Я не могу передать словами. Он был таким маленьким и все же таким… реальным. Двигался, издавал звуки, открывал глаза и смотрел на меня. Его ручонки цеплялись за мои пальцы. Даже тогда глубина моих чувств к нему была неожиданной. Я бы сделал для него все. В случае надобности даже умер бы. Все, что я делал до того, не казалось важным. — Тревор криво улыбнулся; позднее солнце ярко освещало его лицо и поблескивало в глазах. — Это кажется абсурдным, не так ли? Не думаю, что я говорил кому-нибудь об этом раньше. Я был смущен. Долгое время я не понимал, что эти чувства естественные.