По всему телу Вассианы пронеслась взволнованная зыбь. Пружина разжалась. Княгиня подняла лицо, будто окаменевшее от тяжкой думы, терзавшей ее. Затем сняла с шеи медальон на толстой золотой цепочке и протянула его Никите. Крупный темно-зеленый камень с яркими алыми брызгами-вкраплениями таинственно мерцал на ее дрожащей ладони.

— Возьми, — попросила она почти умоляюще, — одень его. Одень. На себя одень…

— Что это? — удивился Никита. — Да и зачем мне?

— Бери, — настаивала Вассиана, и голос ее предательски сорвался на подавленный всхлип. — Это гелиотроп, Камень Спасения, — торопливо продолжала она, стараясь не давать волю чувствам. — Волшебная зелено-красная яшма, предмет поклонения всех алхимиков. Ее очень редко можно сыскать в Тосканской Маремме, пустынной каменистой местности вдоль Тирренского моря, где не растет даже трава, а только скалы, скалы вокруг. Гелиотроп охранит тебя.

— Но меня хранит Крест Христов, — возразил Никита, — Богохульством считается у нас…

— А ты других не слушай, — порывисто прервала его Вассиана, — ты меня слушай. Сейчас только я могу сказать тебе… Я — за Бога, я — за всех… Если я не уберегу, то кто ж тогда? Дай, я сама одену его на тебя. И не снимай. Слышишь, пока в монастыре будешь, не снимай с себя!

— Почему? Что ты скрываешь от меня? — допытывался у нее Никита, и сам разволновавшись. Но не отвечая ему, княгиня быстро обвила его шею драгоценной цепью. От разрывающих ее сердце переживаний руки и лоб ее покрылись холодной испариной. Спрятав гелитроп под воинской амуницией на груди Никиты, она подтолкнула его к выходу.

— А теперь иди, иди… — И почти насильно закрыв за ним дверь, прислонилась к ней спиной, прижимая ладони влажные к глазам.

— Зачем вы это сделали, госпожа? — удивленно спросил появившийся из соседней комнаты Гарсиа. — Ведь Маршал Храма накажет Вас. Гелиотроп служит символом власти Командора и охраняет его жизнь. Чтобы заполучить такой камень, не один властитель с радостью отдал бы свое царство, потому что с ним он обретет намного больше — весь мир. Гелиотроп не может быть добровольно передан в чужие руки. Он вручен вам Маршалом и должен охранять вас.

— «Vexilla regis prodent infern…» — произнесла Вассиана по-латински, не открывая глаз. — Принц Никита еще не знает, что ожидает его в монастыре. Не ведает, что встретится там со мной. И нет у него догадки, что мука душевная, которую предстоит ему испытать, превысит все муки телесные, что он знал до сих пор. В отчаянии он может решиться на смертельный шаг. И я хочу, чтобы всесильный гелиотроп оберег его от безумства. Ведь если принц де Ухтом погибнет… — Она опустила ладони и резко оборвала речь, словно захлебнувшись своим предположением. — Представь, ты только представь, Гарсиа! — Она отчаянно замотала головой, сжимая до белизны руки. — Если его убьют люди, пришедшие со мной! Нет, это невыносимо, невыносимо… Мне нужен ларец, Цветок Луны, но не жизнь, не жизнь принца! А он ведь не уступит мне! Он горд. И что тогда? Тогда Командор Пустыни убьет его. Ридфор не пощадит, как бы я не просила. Он никого не щадит. Он послан для того, чтобы никого не щадить. Вот мука. Мука! Как тяжело все это знать наперед! О, Господи, Господи! — Снова закрыв лицо руками, княгиня медленно опустилась на пол, вся дрожа от нервной лихорадки.

Сбросив плащ, Гарсиа тут же поспешил к ней, поднял на ноги и заботливо усадил в кресло.

— Успокойтесь, госпожа, успокойтесь, — уговаривал он ее, — я сейчас…

Подойдя к постели Алексей Петровича, он налил из кувшина в керамическую кружку из испанской майолики смородинового настоя, — вот выпейте, я прошу вас, госпожа. Успокойтесь. Я, право, вас не узнаю…

— Я и сама себя не узнаю, Гарсиа, — прошептала она, прислонившись лицом к шершавому бархатному рукаву его костюма, — сама себя не узнаю.

— Но госпожа, вы обязаны сообщить Маршалу об утрате гелиотропа, — осторожно проговорил Гарсиа. — Если этого не сделаете вы, это обязан сделать я…

— Сделай, — глухо откликнулась Вассиана, не отрывая лица от его руки, — я не буду тебе препятствовать. Даже больше скажу — ты будешь прав, поступив таким образом. Сделаешь? — Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза капитана.

Гарсиа высвободил свою руку и отошел сторону. Смерив шагами комнату взад-вперед, ответил:

— Нет.

— Почему? — изумилась Вассиана. — Ведь ты не обязан связывать свою судьбу с моей. Даже если мы возьмем ларец, твое умолчание может дорого тебе стоить. Тех самых алмазов, о которых ты мечтаешь…

— С вами, сеньора, — криво усмехнулся Гарсиа, — не то что живой — мертвец вверх тормашками встанет и даже не заметит этого… Что делать? Вы — моя госпожа, и пока вы живы, я обязан подчиняться вам. Что бы вы мне ни приказали, — он низко поклонился, шаркнув блеснувшим зеркально начищенной кожей сапогом по ковру.

— Ты не обязан, Гарсиа, прикрывать мои безумства, — тихо возразила пораженная княгиня.

— Я не обязан, — согласился капитан, — но я так хочу. Вы сами выбрали меня среди многих погибших душ, чтобы я стал вашим помощником, а значит — чтобы мне вернули жизнь и радость солнечного света. А могли бы выбрать кого-нибудь другого. И я никогда бы уже не увидел снова океан, не вдохнул бы морского воздуха, без которого прежде не представлял своего существования, не услышал бы тугого барабанного зова надутых парусов. Конечно, золото и алмазы весьма увлекали меня. Но теперь трудно сказать, что больше: сами сокровища или охота за ними. Скорей, второе. Пожалуй, в те давние годы моей жизни, как я ее называю сейчас, жизни до вас, госпожа, как ни был бы прекрасен алмаз, он вряд ли заинтересовал бы меня, если бы за ним не надо было бы пуститься в какое-нибудь рискованное путешествие. Избрав меня капитаном вашей галеры, вы вернули соль молодости в мою кровь, морскую соль. Вы полагаете, для меня все это не имеет значения? Ошибаетесь. Ведь как для каждого моряка, для меня — вначале было море. Потом все остальное, даже Бог. Вы всегда и во всем можете полагаться на меня. Только еще раз, без всякой надежды, что вы меня услышите, а более того, послушаете меня, говорю вам, ваша светлость — будьте осторожны, вы погубите себя. А коли так выйдет — обо мне уже и речи нет…

— Не выйдет, Гарсиа, — радостно улыбнувшись, уверенно воскликнула княгиня, — не выйдет, мой дорогой и верный капитан. Принц Никита не тщеславен. Забрав ларец, я верну себе гелиотроп, и все встанет на свои места. Вот увидишь!

— Надеюсь, госпожа, — обреченно вздохнул Гарсиа, — хотя любой мелкий лавочник на его месте, не то что принц, не преминул бы воспользоваться камнем в своих целях.

— Так на то он и лавочник. А большинство наших принцев от лавочников мыслию своей недалеко ушли. Вот потому, кроме как Никите, я бы никому гелиотроп не дала. Я верю, что князь вернет мне камень, — заключила княгиня. — Скажи мне, лучше, Гарсиа, — вспомнила она о своем поручении, — удалось ли свену раздобыть болотную траву для нас?

— Как велено, госпожа, — еще раз поклонился испанец, — я все исполнил. Досыта попотчуется Ибрагим-бей в дорожке нашим деликатесом. Да и свен не подкачал — уговорил принца Никиту взять его с собой.