Лада вышла из комнаты, хлопнув дверью. Она впадала в ярость, слушая их болтовню о славе османов и их предназначении – распространиться по всему миру. Османы как яд уже просочились в ее мир, отделив ее от всего, что она любила. Насколько далеко они зайдут? Она промчалась через крепость в небольшой арсенал. Он был заброшен, большая часть действующего оружия хранилась в казармах, но здесь оставалось несколько предметов, которыми она могла свободно пользоваться.

– Ты в порядке?

Она обернулась, с удивлением увидев в проеме двери Мехмеда.

– Что ты здесь делаешь?

– Ты выглядела расстроенной, когда уходила.

Лада рассмеялась, и ее смех получился таким же горьким, как кожура яблок Амасьи.

– Я выглядела расстроенной? Прости меня, что я не радуюсь, слушая, как ты превозносишь достоинства своей славной империи и какое благо ты совершишь, распространив ее влияние с помощью сабли.

Брови Мехмеда, такие же ухоженные, как у его отца, тяжело нависли над глазами.

– Ты видела мою страну. Где нищие, страдающие и голодающие на улицах? Где преступники? Раду рассказал мне, что ночью на улицы Тырговиште лучше не выходить – на тебя нападут воры или убийцы. А в Эдирне каждый может гулять и не бояться нападения.

– Да, но…

– И наши дороги безопасны для торговли, а это значит, что у наших жителей есть то, что им нужно купить или продать и жить тем, что у них есть. Они защищены от бедности и голода.

– Но вы угнетаете тех, кто не верит в вашего бога!

Мехмед раздраженно покачал головой.

– Мы не поступаем так, как поступают твои драгоценные христиане, вырезая других христиан, вера которых отличается от вашей. Да, мы требуем платы. Такова цена безопасности. Но мы позволяем всем людям под нашей властью верить во все, во что им вздумается, до тех пор, пока они тем самым не нарушают мир.

– Я здесь в качестве примера мира, который насаждает твой отец, свободы, которую он предоставляет другим. Мой отец свободен управлять своим народом, пока управляет им так, как нравится султану! В противном случае пострадают его дети.

– Ты знаешь, что за человек твой отец?

Лада отвернулась от Мехмеда, пряча покрасневшие от стыда щеки.

– Это человек, который обещает папе римскому бороться с неверными, а потом заключает с ними мир. Это человек, который бросает своих детей под саблю, чтобы вернуть себе призрачную власть. Да, я знаю, что он за человек. Он из тех людей, с которыми твой отец так любит иметь дело. Они оба – дьяволы.

– Благодаря нам твоя страна остается в безопасности!

Лада резко повернулась, пересекла комнату и прошипела Мехмеду в лицо:

– Я предпочту, чтобы моя страна сгорела, чем увидеть, как она благоустраивается под правлением османов. Не все в мире следует переделывать по вашему образцу. Если бы мы не были так заняты, постоянно защищая границы и оправляясь от вреда, причиненного нам армиями других стран, мы бы и сами о себе позаботились!

Озадаченный Мехмед отступил назад.

– Значит, ты не ненавидишь меня из-за твоего отца?

Лада опустила плечи, отяжелевшие от усталости.

– Мой отец слаб. Валахия заслуживает лучшего правителя.

– Возможно, ты заслуживаешь лучшей страны, чем Валахия.

– Нет. – Лада почувствовала, как в ее груди вновь разгорелся огонь, уничтожив усталость и страх. Она слишком долго находилась вдали от своей земли. Иногда она задумывалась над тем, правильно ли она ее помнила. Но теперь, здесь, она поняла, что так по-настоящему и не покинула ее. Валахия пульсировала в ее жилах. – Я люблю Валахию. Она принадлежит мне, а я принадлежу ей. Это моя страна, и она всегда будет моей, и я буду ненавидеть любого короля или султана или бога или пророка, который объявит, что кто-то другой имеет на нее право.

– Пожалуйста, не говори этого о Пророке, мир праху его. – Голос Мехмеда звучал мягко. Он не требовал – он просил. – Почему ты отказываешься слушать то, чему обучает нас мулла Гюрани?

Лада взглянула на стену с тренировочными саблями. Хотя Мехмед подшучивал над тем, что она так много времени проводит с янычарами, каждый свободный час она наблюдала за их каждодневной муштрой и упражнениями. Спустя несколько недель Николае даже разрешил ей к ним присоединиться, исправлял ее движения, смеялся над ее ошибками, но все больше восхищался ее яростью и стремлением к победе.

Ты знаком с Богданом из Валахии? Спросила она его сразу, как только набралась смелости. Эти слова ужалили ее, едва слетев с языка, уничтожая притаившуюся в них надеждой.

Моего брата зовут Богдан, ответил он.

И моего двоюродного брата! – сказал болгарин.

И моего отца! – добавил серб.

Николае улыбнулся, как будто извиняясь, и Лада проглотила боль, причиненную ей именем Богдана. И пошла сражаться.

Сейчас, проигнорировав Мехмеда, она выбрала затупленную саблю, такую же изогнутую, как та, что висела над троном ее отца. Даже от одного ее вида в груди разгорелся пожар. Она взвесила ее, проверяя баланс. Ладе нравилось разозлиться перед тем, как начать бой с Николае. Ярость вытесняла все, что накопилось внутри – сомнение, страх, смущение – не оставляя пространства ни для чего другого. Она никогда не чувствовала себя более сильной, чем когда была в гневе с саблей в руках.

– Остановись, – сказал Мехмед, настигая ее у стены. – Ты не ответила на мой вопрос.

– Ты можешь поклоняться своему пророку, но он не мой пророк и никогда им не будет. Вера – это слабость. – Она не станет сломя голову бросаться в ислам, как Раду. Но и православие, в котором она выросла, она не любила. Религия была самым последним средством. Лада видела, что ее применяли в качестве оружия. Если ей придется ею воспользоваться, она это сделает, но никогда не позволит, чтобы религия использовала ее.

Мехмед взял ее за руку и развернул, чтобы она оказалась лицом к нему.

– Ты ошибаешься, Лада. Вера – это не слабость. Вера – это самая великая сила, какой мы можем обладать.

– Может ли вера вернуть меня обратно в Валахию?

– Вера может показать тебе, что есть более важные вещи.

Лада фыркнула:

– Если ты хочешь, чтобы кто-то слушал твои глупые бредни, ступай к Раду. У меня есть дела поважнее.

Она открыла дверь, но Мехмед опередил ее и загородил проход.

– Мы не закончили разговор!

Лада оцепенела.

– Ты приказываешь мне остаться? А если я откажусь? Велишь меня избить? Выпороть? Все это и многое другое я видела при дворе твоего отца. Я тогда не склонилась перед твоим богом или султаном, не сделаю этого и теперь. Зачем ты привез меня сюда, Мехмед? Управлять мною тебе не удастся.