— В любом случае это не самая большая наша проблема.

— Согласен.

На планете объявлено военное положение, средства ПВО приведены в полную боевую готовность. Правда, они заточены на то, чтобы сбивать все, что пытается проникнуть в атмосферу, а не то, что пытается ее покинуть. Это дает нам шанс, пусть и очень небольшой.

Орбитальные средства обороны развернуты так, чтобы отражать внешнюю угрозу. Если на боевых станциях и есть оружие, нацеленное в сторону планеты, его не может быть слишком много. С другой стороны, глайдер — не истребитель «москитного флота», скорость и маневренность у него гораздо ниже.

В подобном противостоянии многое зависит от мастерства наводчика и искусства пилота. Ответ на задачу можно найти только экспериментальным путем, просчитать такое заранее невозможно.

— Координация, — сказал Холден. — Нам нужно очень точно синхронизировать действия, потому что каждая лишняя минута может огорчить нас летальными последствиями.

— И это не самая большая наша проблема.

— Наша самая большая проблема в том, что мы — чокнутые, если всерьез обсуждаем такие возможности. Все остальное второстепенно и решаемо.

— Глайдер использовался только для атмосферных полетов. У него нет стыковочного узла.

— Значит, нам понадобятся скафандры. — Холден включил терминал информационной Сети и вбил запрос в строку поиска. Мгновением позже на экран вывалилась схема глайдера, снабженная несколькими абзацами пояснений. — Боюсь тебя огорчить, но в стандартную комплектацию они не входят.

— Вот это и есть самая большая наша проблема, — сказал я.

— Должны быть легкие ремонтные костюмы, — сказал Холден. — В количестве четырех штук. Герметичные, но без подогрева. Запас кислорода около тридцати минут.

— Должно хватить.

— Самоубийство, — сказал Холден. — Очень затейливое самоубийство. Можем даже претендовать на премию Дарвина.

— Ее все еще вручают?

— Разве что неофициально.

Никакого профита.

Впрочем, премия Дарвина присуждается посмертно, а приз вручается родственникам лауреата. Тем самым родственникам, которых у меня нет.

Никто не сможет заработать на моей смерти. Разве что Асада ей порадовать…

На внутреннем распорядке клиники объявление военного положения никак не сказалось. Разве что лица у людей стали более серьезные, а охранники сменили профессиональную скуку на профессиональную озабоченность.

Кира уже ждала на парковой скамейке. На ней был больничный комбинезон, но выглядела она вполне здоровой, бледность первых дней отступила, на щеках начал появляться румянец, она уже могла подолгу гулять и заниматься в тренажерном зале. Для гражданского лица это был бы пик физической формы, но хватит ли этого на то, что я собираюсь ей предложить?

— Привет, Алекс.

— Привет.

— Мы попали, да?

— Да.

— Самое обидное, что нам не хватило всего пары дней.

— Так оно обычно и бывает, — сказал я. — Не хватает пары дней, пары часов, пары минут… Иногда не хватает всего пары секунд. В этом свойство времени — его всегда не хватает.

— Все настолько плохо, что ты решил найти утешение в философии?

— У меня уже есть печальный опыт, — сказал я. — Это не первая планета, которая была атакована, когда я находился на ее поверхности. И я должен сказать, что приятного в этом мало.

— А есть выбор?

— Чисто гипотетически, — сказал я.

— Расскажи мне об этой гипотезе.

Я рассказал.

— Это самый сумасшедший план, который мне только доводилось слышать, черт побери, — сказала Кира. — А я ведь служу в армии и слышала много сумасшедших планов. Но твой — это что-то… Мне он нравится, черт побери.

— Правда?

— Конечно. Я всегда мечтала сдохнуть за управляющими джойстиками истребителя, под огнем противника в какой-нибудь самоубийственной миссии, и своим планом ты предоставил мне отличный шанс.

— Вряд ли мы сможем добыть тебе именно истребитель.

— Это непринципиально.

Как советовал устами своего героя незабвенный Роберт Энсон Хайнлайн, если кто-то говорит, что задуманное вами предприятие невозможно, внимательно выслушайте все его аргументы и возражения, а потом молча сделайте.

Правда, для этого надо быть Лазарусом Лонгом, самым старым человеком галактики, человеком, который видел все и все испытал, человеком, для которого нет ничего неосуществимого. Легендой при жизни, жизнью при легенде.

Обычным людям сложнее.

И совершенно непонятно, как быть, если ты сам не веришь в осуществимость задуманного.

Нам предстояла чистая авантюра, успех коей наполовину зависел от тех факторов, которые мы не могли учесть, на которые мы не могли повлиять. Это как сесть в лодку с одним сломанным веслом и отправиться в плавание по отсутствующей на картах бурной реке, уповая на то, что течение вынесет нас к тихой заводи, а не к водопаду.

Нас было трое, и против нас был комплекс ПВО целой планеты, два слоя орбитальной обороны, за которыми маячил боевой флот кленнонцев, и целая куча обстоятельств, которые могли сложиться самым неблагоприятным образом. Интересно, как люди вообще умудряются дожить до старости?

Вечером, уже после того как глайдер вернулся из города и занял положенное ему место на стоянке, небеса над нами принялись мигать, подобно дешевой китайской светомузыке. Люди то и дело задирали головы и смотрели вверх, словно невооруженным взглядом с поверхности планеты можно было определить, что происходит на дальних орбитах.

— Похоже, имперцы взялись за дело всерьез, а я даже не знаю, хорошо это или плохо, — заметил Холден. — С одной стороны, хаос и неразбериха могут нам помочь, с другой — повышается вероятность попасть под чей-то шальной выстрел. Но одно я знаю точно — если мы хотим это сделать, действовать надо было «вчера». В крайнем случае — сегодня, потому что завтра уже совершенно точно будет поздно. Впрочем, чем ближе к делу, тем больше привлекательных моментов я нахожу в жизни под кленнонской оккупацией…

Нас было трое, и, похоже, ни один из нас не верил, что все получится.

Негативное мышление — верный путь к поражению? Или глаза боятся, а руки делают? А ноги бегут, а голова продолжает соображать…

Самое странное, что я до сих пор оставался спокоен. Словно и не о моей жизни шла речь.

Шестое чувство молчало и не пыталось дать никаких советов. Слишком рано или просто бесполезно?

В небе сверкнуло особенно ярко, на мгновение превратив ночь, царившую в этом полушарии Веннту, в яркий день.