Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако следующий день был слишком великолепным, чтобы обращать внимание на мелочи. Едва их машина, везущая своих пассажиров в аэропорт, выехала за город, где начинались поля, как «солнце и свежий воздух сотворили с Гарбо чудеса – по мнению Сесиля, она вновь стала «юной и гибкой», как в день их первой встречи».
«Когда наконец я шагнул к себе домой вместе с Гарбо, чтобы выпить чашку чая, мне уже было не до слов. Я посмотрел на себя в зеркало и увидел запавшие глаза, свидетельствующие о полном нервном истощении. Она же во многих отношениях скорее напоминает мужчину. Она позвонила мне, чтобы сказать: «По-моему, сегодня в полседьмого мы могли бы испробовать один экспериментик». Однако поскольку она говорила по-французски, то поначалу было трудно взять в толк, что она имеет в виду; но вскоре я разгадал ее намеки, хотя и притворился, что не понимаю. Она была в явном замешательстве – толика чопорности с моей стороны была вызвана возмущением в душе ее откровенностью и прямолинейностью, хотя, казалось бы, именно эти качества должны были вызвать у меня уважение».
По давней привычке Сесиль в своем дневнике зафиксировал каждое слово, каждый шаг обожаемой, ценимой им Греты Гарбо.
«Весь этот уик-энд она вела себя как ребенок – такая счастливая и смешная, искрящаяся остроумием. Безусловно, она гений в том, что касается ее умения осложнять собственную жизнь и жизнь окружающих, однако трудности этого уик-энда носили самый что ни на есть поверхностный характер и скорее напоминали дружеское поддразнивание. Сегодня мы вместе с Сесилью де Ротшильд отправились в Оксфорд. По-моему, лучшей спутницы ей не сыскать: Сесиль целостная, уравновешенная натура, без капли вульгарности, человек с твердыми жизненными ценностями и убеждениями. Несомненно, это уже шаг вперед по сравнению с дурацким детским сюсюканьем и жаргоном антикварных лавок Второй авеню. Сесиль только тем и занята, что пытается облегчить Грете жизнь, тем более что той, как никогда, нужен кто-то, кто бы о ней заботился. Какая она, однако, притягательная натура! Воистину, Грета величайшая чародейка нашего времени, и как замечательно, что я ее знаю, – и опять-таки, как печально, что именно эта ее натура мешает ей вести простую человеческую жизнь, такую, какую ведут менее прославленные представители человеческого рода. Мне совершенно не известно, как долго она еще намерена здесь оставаться – или же ей снова вздумается вернуться во Францию».
В другой раз Сесиль вспоминает о поездке Гарбо вместе с Сесилью Ротшильд, которые «отправилась в Кембридж навестить Виктора Ротшильда».
В какой-то иной момент, пребывая в ином настроении или после более длительного общения с Сесилью Ротшильд, Битон запишет следующее: «Мы все трое отлично ладили, хотя, как мне кажется, Сесиль – так же, как и я, как каждый из нас, – не прочь подчинить Грету себе, всю целиком, заставить ее отказаться от всякой независимости».
И вот уж совсем неприкрытые нотки раздражения по поводу вторжения в жизнь Греты Ротшильдов: «У нас ведь почти не было времени побыть наедине – сначала эти Гюнтеры, затем Сесиль, и вот теперь ее, можно сказать, передают в цепкие руки ротшильдовскому клану…»
Как-то Грабо призналась Битону: «Люди слишком часто использовали меня в своих целях, столько раз они делали мне больно, выкидывали такое, чего я от них никогда не ожидала. Я знала стольких мошенников, которые хотели использовать меня в своих интересах, и им это удавалось, и хотя они повергали меня в ужас… я до сих пор не могу поверить, что это дурные люди». Но кто был в этом ряду обидчиков – актриса не упомянула, да, впрочем, им это и не нужно было; актриса и фотограф долгие годы прекрасно понимали друг друга. А вот, как мы видим, и Мерседес де Акоста словно бы вторит Сесилю Битону: «Это просто несправедливо – что это прелестнейшее создание эксплуатируют бессовестным образом, а она сама этого не понимает. В своей наивности она подобна ребенку, и поэтому ее всегда эксплуатируют».
…Это «прелестнейшее создание», эта «величайшая чародейка нашего времени», загадочная женщина, расположения которой добивались самые богатые и влиятельные люди, еще жива в памяти тех, кто «родом из ХХ века».
Общеизвестна «любовь» людей сцены, людей искусства к журналистам и папарацци. Но у Греты Гарбо всегда были с ними особые отношения, граничащие с фобией. «Я поражаюсь, как все эти кошмарные выходки прессы и гангстеров от кино не сделали из нее нервнобольную», – заметил как-то Сесиль.
Едва обретя известность, актриса стала жертвой для всевозможных охочих до сенсаций писак и фоторепортеров. А так как само появление в кадре Гарбо было сенсацией, то ее появления ждали с особым тщанием всегда и везде.
Вот, к примеру, не успела она прибыть во Францию – как местная пресса ехидно сообщила: Гарбо одета в «шерстяное пальто, бесформенные брюки и нечто, напоминающее домашние шлепанцы». Когда же к ним приблизился фотограф, Гарбо, путешествующая с Джорджем Шлее, мгновенно схватила шляпу спутника, чтобы прикрыть лицо. Увы, ликующий фотограф запечатлел испуганные лица любовников.
Досужая пресса всегда преследовала свою добычу по пятам. Журналистка Генриетта Пьеро, чье имя так и кануло бы в безвестность, если б не ее профессиональная страсть, ходила за Гарбо на протяжении нескольких дней. Эта пишущая дама сумела подготовить репортаж для «Элль» о пребывании звездной гостьи в их краях. При том, что ей пришлось разыграть целый спектакль. Вот она демонстрирует краски, представляясь художницей; в другой раз, прикинувшись поклонницей, бродит по пятам, выклянчивая снимок; в третий – взбирается на дерево, чтобы фотографировать без опаски… Кроме того, журналистка поселяется в том же отеле, что и Гарбо, и, подкупив горничную, вытягивает из нее информацию: звезда ежедневно отправляется в термы для принятия ванн, звезда любит порядок, звезда не читает, не курит и не разговаривает, она всегда одевается в одно и то же, никогда не пользуется лифтом и постоянно сидит на вегетарианской диете – лимоны с сахаром… Настойчивой Генриетте даже удалось сделать несколько снимков: на них Гарбо чаще всего успевает прикрыть лицо рукой или повернуть голову в сторону. Впрочем, благодаря встрече с другим фотографом, которому, в отличие от нее, повезло больше (ранее он успел сделать удачный снимок), они удвоили напор преследования и в результате были вознаграждены: им удалось сделать пару удачных снимков.
А вот другая страна, другие обычаи и… такие же жаждущие приобщиться к чужой «звездности» акулы пера.
«Харрисоны побывали в гостях на яхте Шлее, и Лилли пришла в ужас, увидев своими глазами, как досужие представители прессы держат судно под постоянным прицелом…» Это был тот случай, когда Грета гостила в Англии и Харрисон пригласил ее на борт яхты Дейзи Феллоуз, чтобы она познакомилась с Виндзорами. «Лилли заметила, что, когда они с Гарбо спустились на берег, та заметно съежилась. Фотографы напирали со всех сторон, отчего воинственно настроенный Харрисон был вынужден врезать первому попавшемуся». Оказавшись на вилле, Гарбо почувствовала себя в относительной безопасности (защищенная от орд папарацци высоким забором). Внимание прессы вылилось в многочисленные заголовки и статьи. 16 августа «Нью-Йорк таймс» опубликовала фотографию Гарбо с косынкой на голове и в темных очках, садящуюся в моторную лодку в Портофино. Подпись под картинкой гласила: «Беглая знаменитость». Была опубликована масса всяческих материалов, причем порой довольно язвительных. «Эпока» писала: «У нее печальное лицо, обиженно поджатые губы и тощие ноги». В «Темпо» начали за здравие, а кончили за упокой: «Лицо актрисы, на протяжении двух поколений заставлявшее зрителей замирать от восторга, еще не до конца утратило свою свежесть». «Эуропео» замечала: «Она еще более-менее стройная, хотя слегка раздалась в бедрах…»