– Какой результат? – скучающе глянул я на нее.

– Как это какой? Вы установили организатора убийства, вы прибыли к нему домой, вы, наконец, застрелили его при попытке к сопротивлению.

– Это еще доказать надо, было сопротивление или нет, – в мрачной насмешке скривил губы я. – Прокурор, например, в этом не уверен...

– Прокурор на то и прокурор, чтобы во всем сомневаться. Есть видеозапись, по ней видно, что преступники первыми открыли огонь...

– Во-первых, они еще не преступники. А во-вторых, вы что, товарищ капитан, ко мне в адвокаты записались? Вот уж не думал.

– А вы, я смотрю, товарищ капитан, совсем думать не умеете!

Бесчетова чуть увела в сторону взгляд, в котором я уловил некое подобие застенчивости. Но голос ее продолжал звенеть, как булатная сабля после удара о вражеский шлем.

– Вы, я вижу, даже додуматься не можете, к чему привела ваша безответственность!

– К чему?

– Вот я и говорю, что сами вы этого не понимаете! Кто раскрыл убийство гражданина Меднянского? Майор Глыжин! Кто раскрыл убийство гражданки Заварской? Майор Глыжин! А вы, товарищ капитан, как бы и ни при чем!

– Так ведь он майор, старше по званию. А меня еще с детства учили, что старшим надо уступать, – иронично сощурил я левый глаз.

– А вас не учили, что из-за такого отношения к работе вам самому майором никогда не стать?

Удивительно, но меня почти не возмутили ее слова. Похоже, я окончательно смирился с ярлыком «бесперспективного». И если Бесчетова хотела вывести меня из душевного равновесия, то ее номер не прошел. У меня даже в мыслях не мелькнуло послать ее куда-нибудь.

Зато зависший над ней паучок рассердился на нее за столь обидную реплику в мой адрес и, как тот горный спецназовец с репшнура, на паутине стремительно спустился на женскую прическу, которая, не мешало бы заметить, претерпела весьма существенные изменения. Теперь это была стильная стрижка с щадящим окрашиванием и мелированием волос. И вот на этот плод парикмахерского искусства позарилось кабинетное насекомое. Правда, Бесчетова этого не замечала и готовилась задирать меня дальше.

– Паук! – сделал я страшные глаза.

– Какой паук? – застыла в оцепенении капитан.

– У вас на волосах!

– Вы это нарочно?

– Нет, нарочно – это он!

– А-а!

Сейчас перед собой я видел обычную женщину в ее первородном страхе перед мышами, пауками, гусеницами, сороконожками и прочей неприятной живностью. Зажмурив глаза, она замахала руками в попытке стряхнуть с головы насекомое.

– Уберите его от меня!

Это требование прозвучало на грани истерики. И я лишь посмеялся над ним в душе. А исполнять его не собирался, потому что паучок уже сдал свои позиции: Бесчетова все-таки смогла смахнуть его с головы, и сейчас он барахтался на краю стола над заголовком вложенной под стекло инструкции. Я аккуратно взял его, положил на ладонь.

– Убейте его!

– Какая же вы кровожадная, Дарья Борисовна, – в добродушной улыбке растянул я губы. – Это же всего лишь паучок, безобидное создание.

Я сдул насекомое с ладони, и оно спланировало в угол, на стыке которого с потолком и ютился восьмигранник паутины.

– А вы не кровожадный? – уязвленно вспылила Бесчетова.

Несмотря на свой гнев, она казалась растерянной и неуверенной в себе, но от этого только выигрывала. Возможно, женщины и не должны быть слабыми и беспомощными, не то сейчас время, заявляют они. Но именно природная и оттого искренняя зыбкость, уязвимость и видимая хрупкость делают женщину особенно привлекательной в глазах мужчин, ведомых инстинктом самца, готовых разбиться в кровь ради своей самки. Инстинкту, который педикюрные метросексуалы считают рудиментарным, примитивным, а глянцевые и такие же бесполые журналы деликатно высмеивают. Но именно те мужчины, которые обожают своих женщин, и вершат историю. Или хотя бы просто живут во имя простых семейных ценностей, просто делая своих жен счастливыми.

– Я кровожадный? – недоуменно протянул я.

– Да, вы! Думаете, я про вас ничего не знаю? Сколько душ на вашем счету? Десять, двадцать?

– Много, – опустошенно вздохнул я, беспомощно опускаясь на свой стул.

Наверное, прав был Глыжин, когда говорил, что на меня зверь бежит. Действительно, мне приходилось встречаться нос к носу с преступниками, вступать с ними в бой, и всегда я выходил из этих передряг победителем, хотя и не без потерь. И на пули нарывался, и друзей терял... Иной раз мне самому казалось, что бандитов, грабителей и прочую уголовную нечисть ко мне притягивает как магнитом. А Глыжин даже смог сделать из этого вывод, чем и воспользовался, срубив, что называется, палку для своего отдела.

Может, права была и Бесчетова в том, что рисковал своей жизнью я, а вся слава досталась РУБОПу. Возможно, так оно и есть. Но ведь не только я шел под пули, Глыжин и Пригожих тоже были на переднем крае. Да и какая разница, кто повысил показатель раскрываемости. Главное, дело сделано.

Но черт с ним, с этим делом. Сколько же можно рисковать своей головой? А сколько можно убивать?.. Да, я стрелял в преступников, но ведь они тоже люди, какие-никакие, а живые люди. И не все погубленные мною души были совсем пропащими... Сколько ж можно брать на себя грех смертоубийства? Ведь я же не кровожадный, как утверждает Бесчетова... Да и не утверждает она, а просто с досады пытается меня уязвить, обидеть. Вон как щеки у нее раскраснелись и губы краской налились – ни румян ей не нужно, ни помады. И без того хороша... Во всяком случае, сейчас... Может быть, для кого-то, но только не для меня...

– Поверьте, Дарья Борисовна, я в этом раскаиваюсь, – без всякого ерничанья сказал я.

– Что? – как будто из какого-то забытья глянула на меня женщина. – Дарья?!

– Борисовна.

– Ну да, ну да... Вы могли бы меня называть по имени... и отчеству... А то все товарищ капитан...

– По имени-отчеству? Это, конечно, не фамильярность... Да и не в том дело. Мне уже недолго у вас осталось...

– То есть?

– Рапорт уже по команде пошел. Генерал, кстати, совсем не прочь от меня избавиться, – невесело, но совсем без горечи сказал я. – И готов поспособствовать моему переводу...

Я сам лично протащил свой рапорт по инстанциям – Бесчетова, Мережик, Гнутьев, отдел кадров ГУВД. Хворостов сам лично отнес мое прошение генералу на подпись.

– Он вам сам лично это сказал? – с подозрением посмотрела на меня Дарья Борисовна.

– Ну, не он. Но намекнули, – вспомнил я вчерашний разговор с начальником отдела кадров. – А зачем генералу нужен такой чэпэшник, как я. То киллера до смерти доведу, то женоубийцу застрелю и еще там всяких... Нет, от таких нужно избавляться, а то негуманно как-то преступников убивать. Смертная казнь у нас вроде бы отменена, смерть как бы не в почете. И пресса опять же волнуется, совсем милиция распоясалась...