В тот роковой день Кермит первым из окружавших его людей заметил, что происходит что-то странное.

Желтовато-зеленое облако газа неуклонно наползало на окопы, и настигнутые им солдаты начинали задыхаться. Судя по всему, то был ядовитый газ, происхождения которого они не знали. Что могли придумать эти немцы?!

Кермит немедленно принялся размышлять, что и как можно использовать для защиты: ему в голову не пришла даже слабая мысль о постыдном бегстве. Пытаясь сообразить, что находится под руками, он вспомнил, как еще в детстве тетка советовала ему смазывать раны и ушибы… собственной мочой! В данном случае брезгливость не имела значения. Кермит тут же сказал об этом товарищам, и они наложили на лица тряпки, пропитанные мочой.

Благодаря его сообразительности они не только спасли свою жизнь, но и удержали позиции, а вскоре командование подтянуло резервы.

После Кермит и его сослуживцы постарались оказать помощь тем, кто пострадал от газовой атаки.

Их было очень много. Большинство погибло сразу — в основном от удушья. Другие чудом выжили, но поражения от хлора были ужасны. Пострадавших клали на плащ-палатки или носилки и переправляли в полевой лазарет.

Обходя позиции, Кермит обнаружил человека, который полз по грязи, словно червяк, и умолял о помощи. Это был Дилан Макдафф!

Склонившись над ним, Кермит увидел, что он закрывает лицо руками.

— Помогите! Мне больно!

Как ни странно, Кермит не ощутил ни капли жалости.

— Помогу, если ты ответишь на вопрос, было ли что-то между тобой и Мирандой Фишер? Ты понимаешь, о чем я!

На мгновение Дилан очутился в другом мире, где есть время, запахи, видения и звуки, где он оставил все, ради чего стоило жить. Но это длилось так недолго, а его столь сильно мучили неизвестность и боль, что он простонал:

— Ничего не было!

— Тебе повезло, потому что в противном случае я бы тебя убил. А теперь признай, что ты — ничтожество!

Дилан ощущал себя, как на Страшном суде, где гневный Бог задает ему вопросы. И он покорно произнес:

— Признаю.

— Ладно, вставай. — Кермит приподнял его за шиворот. — Ноги у тебя целы, значит, ты можешь идти.

— Я ничего не вижу!

— Я тебя поведу.

Из кармана шинели Дилана торчало что-то белое. Письмо от Миранды? Кермиту стало любопытно, что она пишет, и он вытащил сложенные листки.

Дотащив Дилана до полевого лазарета и передав в руки санитаров, Кермит нетерпеливо развернул письмо и пробежал глазами аккуратные строки.

То было не ее, а его послание, и оно показалось Кермиту проникновенным, страстным и нежным. Он ни за что на свете не сумел бы найти таких слов! На втором листе был рисунок. Несколько штрихов заставили сердце Кермита сжаться от боли. Галифакс. Гавань, место встреч и разлук, слияния прошлого и будущего. Оказывается, булочник умеет рисовать!

Впервые Кермит был готов признать, что у Дилана есть перед ним кое-какие преимущества.

Внезапно ему сделалось совестно. Чего он привязался к этому парню? У него постоянные отношения с Нелл, на которой он, возможно, даже женится. А Миранда все равно ни за что не вышла бы за него замуж.

Что заставило его издеваться над человеком, который наверняка страдал от невыносимой боли? Хотя именно такие, как этот Макдафф, и выдают военные тайны под пытками. Что ни говори, этому парню ни за что нельзя было идти воевать.

В конце концов Кермит решил в ближайшее время навестить Дилана в лазарете и вернуть ему письмо.

Очнувшись, Дилан не мог понять, где находится. Он не знал, почему не видит: только ли потому, что его глаза сжимала плотная повязка, или от того, что он ослеп? Он помнил, как брел, едва переставляя ноги, поддерживаемый Кермитом, и чувствуя, как его лицо словно обжигает языками пламени. Нечеловеческая боль вгрызалась в кожу, лишая воли, разума и сил.

Потом он, наверное, потерял сознание. Сколько прошло времени? Сможет ли он встать? Внезапно Дилану захотелось сбежать из собственного тела, сдавленного повязками и, как он полагал, изувеченного.

Он осторожно пошевелил руками, потом ногами. Все как будто было на месте, а перевязанным оказалось только лицо. А еще при каждом вздохе по легким будто разливался огонь.

Потом он услышал голоса. Какие-то люди, очевидно, доктора, остановились возле его кровати и беседовали, вероятно, не предполагая, что он очнулся.

— Думаю, зрение восстановится: глаза пострадали не очень сильно. Легкие тоже — он не успел надышаться газа. А вот что делать с лицом, я не знаю.

— Пластическая операция не поможет?

— Вам же известно, коллега, пластика — дело новое. Конечно, имея деньги, можно попытаться, но я ни в чем не уверен.

— Мне безумно жалко этого парня.

— Мне безумно жалко всех парней, угодивших в эту мясорубку. Они умирают толпами. Давайте продолжим обход.

Поняв, что они собираются уйти, Дилан счет нужным пошевелиться и тут же услышал:

— Вы очнулись, мистер Макдафф! Вы меня слышите? Вы в лазарете. Я главный врач, Уоррен Пайпер, а это мой помощник, мистер Тодд. Как вы себя чувствуете?

— Я ничего не вижу, а еще мне тяжело дышать.

— Это пройдет. И мы думаем, что ваше зрение восстановится. Просто надо несколько недель носить повязку с лекарством.

— Я ранен?

— На вашем теле нет ни одной царапины. Но ваше лицо, — мы вынуждены признать, — пострадало довольно сильно. Точнее, половина лица. Мы, как могли, нейтрализовали дальнейшее действие хлора, но он успел сделать свое дело. И еще… мистер Макдафф…

— Прошу вас, зовите меня по имени.

— Хорошо, Дилан. Нам придется сообщить вам плохую новость. К сожалению, ваше командование что-то напутало и послало в Канаду весть о том, что вы погибли. А сейчас мы узнали, что ваш отец скончался от сердечного приступа. Приносим вам свои соболезнования.

Дилан окаменел. На мгновение ему почудилось, будто в ткани бытия кто-то внезапно прострелил дыру, словно привычный мир вдруг оказался вывернутым наизнанку. Его отца, Грегори Макдаффа, давшего ему жизнь и вырастившего его, больше нет! Дилан вспомнил, как бросил ему в лицо: «А ты не думал о том, что я тоже способен убить?». Вот он и убил. И не кого-нибудь, а собственного отца!

— Мне надо домой! — простонал он, скребя по одеялу онемевшими пальцами.

— Вам придется еще немного побыть в лазарете. Вы все равно не успеете на похороны: они уже состоялись.

— Сколько же прошло дней?!

— Вы здесь почти две недели. Вам давали морфий, и вы почти все время спали. Возьмите себя в руки, Дилан: для вас война закончилась. Скоро вы поедете в Канаду и вернетесь к прежней жизни. Другим повезло куда меньше: они задохнулись или навсегда ослепли.