связи. Мой номер телефона был абсолютно у всех. Опека и участковый — лишь малая часть тех, с кем мне приходилось частенько иметь дело и созваниваться. Так почему же сегодня мне никто, кроме баб Вали, не позвонил? Почему никто не поинтересовался, где я, не выдвинул какие-то обвинения? Значит ли это, что старший Мажарский всё ещё держит на поводке своих псов? Возможно, его цель состоит совсем не в том, чтобы отобрать у меня Вику… В чём-то другом. А вот в чём, мне было совершенно непонятно. Ясно же, что он в курсе, где мы находимся. Или Паша не говорил, что мы живём у него? Тогда тем более, почему мне никто не звонил, почему меня не ищут?

Мысль о том, что всё ещё можно изменить, переиграть, никак не оставляла в покое.

— Дай мне номер своего отца, пожалуйста. — не стала затягивать. Как только Паша закрыл за курьерами двери, а гостиная превратилась в склад детского магазина, я шагнула навстречу своим сомнениям.

— Зачем? — Мажарский удивлённо приподнял бровь.

— Хочу узнать, почему к тебе домой за нами ещё никто не явился. Хочу выслушать его требования. — мне казалось, я говорила более чем понятно.

— Зачем? — снова переспросил он.

— Ты издеваешься? Тебе не кажется, всё это странным? Мне кажется, мы сможем договориться…

Паша какое-то время чесал свою растительность на подбородке, разглядывая меня с долей сомнения и иронии, а затем, придя к известным лишь ему одному выводам, кивнул:

— С моего позвонишь. И на громкую связь не забудь поставить. Договорились?

Я отрицательно покачала головой.

А если его отец не захочет со мной разговаривать, разозлившись, что я звоню с телефона его сына? Если его это только больше разозлит?

— На нет и суда нет. — безразлично отозвался Мажор. — Я не дам тебе его номер, не потому, что мне есть что скрывать — я не хочу, чтобы он знал твой.

— Глупость. — фыркнула, закатив глаза. — У твоего отца по-любому есть мой номер телефона. Если это именно он являлся к нам домой и с опекой, и с участковым, то вот что, а мой номер телефона у него есть однозначно. Он есть у всех. И заметь, мне до сих пор ниоткуда не позвонили. Разве это не значит, что всё ещё можно урегулировать мирно?

— Не значит. — сказал как отрезал.

Интересные дела творятся. Как тут не верить, что эти двое действуют заодно?

— Как скажешь. — грустно улыбнулась и шумно выдохнула. — Я просто позвоню в вашу адвокатскую контору и оставлю сообщение твоему отцу. Пусть не напрямую, пусть не сразу же, но мы пообщаемся, хочешь ты этого или нет. Я узнаю, что ему от нас нужно. Услышу его условия и выполню их, чтобы ему там не взбрело в голову. Это моя дочь! Если в моих силах будет его заткнуть, остановить, я пойду на всё. Я никому не позволю забрать у меня Вику! Никому! Вам есть что скрывать. Прекрасно. Теперь мне это понятно. Нужно, чтобы я заткнулась, я заткнусь. Я ни одного плохого слова больше про вас не скажу. Заставлю себя поверить, что решение моей сестры было взвешенным и обдуманным, а ты и твой папаша никакого отношения к её смерти не имеете. Пусть так. Ладно. Вам же именно это нужно?

— Саня, что ты придумала… боже… — Мажор устало выдохнул и шагнул ко мне. Он ко мне — я от него. — Я понял. — мужчина остановился, примирительно поднял руки. — Не подхожу. Но послушай… Я обещал тебе помощь? Я помогу. Для меня не важно, от кого защищать тебя. Олень этот твой или собственный отец — по барабану.

В глазах неприятно защипало. Ещё и Вика завозилась на руках, потянувшись к дяде-Мажору. Сделалось очень больно и тошно.

— Да чем ты поможешь? Ты же сам сказал, что по моим документам всё и так прекрасно понятно. Твой отец поймёт и подавно. Я ещё и стольких людей подставила… — проморгала выступившие слёзы и поёжилась.

— Людей? Это ты про взяточников?

— А что не так, Паша? Они что, не люди? Пусть не бесплатно, но они вошли в моё положение и не отправили Вику в… — язык не повернулся назвать вещи своими именами. — Как я теперь докажу, что способна быть матерью? Что я этого достойна? А никак. Официального трудоустройства нет, мать… с матерью всё сложно. Условия? Ну, будем откровенны, так себе. Я не замужем, без стабильной работы…

— Ты ведь мать-одиночка. — я совсем не поняла, к чему это было сказано. Казалось, Мажарский совсем меня не слышал, а я зря здесь перед ним распиналась.

— А ты адвокат, работающий на фирме своего отца. — злобно прошипела. — И что? Мы и дальше будем очевидными фактами обмениваться?

— Давай поженимся.

В груди что-то ухнуло и потяжелело.

Шумно сглотнув, я попятилась:

— А теперь мы обмениваемся названиями телепередач?

Глава 22

Глава 22

Мажарский Павел

Нервишки шалили.

Я смотрел на флиртующую со мной девушку и чувствовал настоящее омерзение.

— Ты дура? Ты мне кольца обручальные продаёшь! К чему эти заигрывания?! — рявкнул, сам от себя не ожидая такой несдержанности.

Ничего ведь не ново. Ко мне часто пытались подкатить самые разные женщины, — от малолеток до зрелых, — я привык к вниманию противоположного пола, но именно эта ситуация напрягла и разозлила.

Я не могу сказать, что до входа в ювелирный был спокоен. Саша здорово потрепала мне нервы своими подозрениями и сомнениями. И пусть она хоть трижды была права, но это выводило из себя.

Женюсь! Всё, я всё решил. К тому же это единственно верный вариант и что немаловажно — реальный.

Забрал кольца, забрал машину с каршеринга и наконец-то вернулся домой.

Поднимался по лестнице, как неуверенный в себе ботан перед экзаменом — руки тряслись, ноги заплетались, лоб и ладони потели, дыхалка подводила, а в голове всё смешалось в кучу.

Со второй попытки вставил ключ в замочную скважину и справился с оборотом.

— Паша?

Не сбежала. Не ушла. Дождалась.

Мне казалось, что я потратил уйму времени, когда на самом деле прошло не больше часа.

— Я! — вошёл и наконец-то расслабился.

Плохой из меня дракон вышел. Не положено нам, драконам, ключи от своих