– А мне оно… и ни к чему! – воскликнула Ноэлла. – Если я когда-нибудь и выйду замуж… хотя спешить мне некуда… то только за человека… которого полюблю!

– Вы выйдете за того, кого я вам выберу! – взорвался граф.

– Нет, я этого не сделаю! И вы меня… не заставите! А если станете это делать… я убегу!

Последние два слова и тот решительный тон, которым Ноэлла произнесла их, вывели графа из себя.

Схватив Ноэллу за плечи, он, к ее искреннему изумлению, с силой тряхнул ее.

– Как вы смеете меня не слушаться! – взревел он. – Вы, оказывается, такая же дрянь, как и ваша мать! Я не потерплю, чтобы вы мне возражали, даже если мне придется избить вас до полусмерти!

И выкрикивая эти слова, он все тряс и тряс ее за плечи, будто тряпичную куклу. У Ноэллы закружилась голова и стало нечем дышать, однако она твердо решила не сдаваться.

– Я… ненавижу его! Никогда… не выйду за него замуж! – выкрикнула она.

Граф перестал ее трясти и взглянул на Ноэллу глазами, полными ярости. Выбившиеся из прически волосы рассыпались по плечам, глаза, потемневшие от гнева, казалось, бросали ему вызов. Губы дрожали, а выставленные вперед кулачки в любой момент готовы были к защите.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, не проронив ни слова. Граф первым нарушил молчание.

– Черт бы вас побрал! – бросил он. – Вы сделаете так, как я скажу, иначе, клянусь, я вас выпорю!

Его сердитый голос эхом пронесся по комнате, и Ноэлла почувствовала, как на глаза ее навернулись слезы.

И хотя она была полна решимости и впредь стоять на своем, она не смогла подавить рыдания. Услышав ее плач, граф, словно опомнившись, повернулся и выскочил из библиотеки, со всей силы хлопнув дверью. Медленно, будто у нее не было больше сил стоять, Ноэлла опустилась на пол. Из глаз ее градом хлынули слезы, и она, закрыв лицо руками, горько заплакала.

Через некоторое время Ноэлла, немного успокоившись, вышла в холл и отправилась в свою спальню. Там опустилась в то же кресло, в котором сидела совсем недавно, и попыталась взять себя в руки.

Ей даже не верилось, что граф, который был с ней так любезен и предупредителен в течение всего утра, мог настолько быстро перемениться – стать жестоким, бесчувственным. Как он мог принуждать ее к браку с человеком, который ей ненавистен? Как посмел трясти ее за плечи с такой силой, что закружилась голова?

Каким жестоким нужно быть, чтобы угрожать избить ее, если она не станет его слушаться! Только что пережитое унижение не давало ей покоя, и Ноэлла снова горько расплакалась. Нестерпимо захотелось к маме и папе, чтобы они утешили ее, чтобы защитили от ужасного будущего.

– Я не выйду… за него замуж! Ни за что! – пробормотала она.

И почувствовала себя так, словно ее заперли в тюрьму, из которой не выбраться.

Она, должно быть, просидела так больше часа, когда распахнулась дверь и вошла нянюшка.

– Что вы здесь делаете, мисс Ноэлла? – воскликнула она. – Я-то думала, вы внизу, да и лакеям так сказала. Они повсюду вас ищут!

– А что случилось? – спросила Ноэлла.

При виде нянюшки она встала и поспешно подошла к туалетному столику, чтобы старушка не увидела следы слез и не догадалась, что она плакала. Однако голос, должно быть, выдал ее, поскольку нянюшка, подойдя поближе, обеспокоено спросила:

– Что случилось, моя хорошая? Что вас так расстроило?

Но у Ноэллы больше не было сил говорить о случившемся.

– Зачем… я понадобилась?.. – не отвечая на вопрос, поинтересовалась она.

– Его светлость получил плохие известия.

– Плохие известия? – переспросила Ноэлла.

– По-моему, он оставил вам письмо, – вспомнила нянюшка. – Подождите минутку, я его принесу.

Нянюшка вышла из комнаты, а Ноэлла задумалась над тем, зачем графу понадобилось ей что-то писать.

И пришла к неутешительному выводу, что если его светлость и написал ей, то лишь затем, чтобы лишний раз напомнить о своем решении по поводу сэра Стефана.

– Как я их обоих… ненавижу! – сказала Ноэлла своему отражению в зеркале.

Но при этом ей показалось, что она лжет сама себе. К графу она испытывала какие угодно чувства, только не ненависть. Ей нравилось быть с ним рядом, нравилось слушать его. По правде говоря, основная причина ее восторженного отношения к замку заключалась в том, что именно граф был его владельцем. А теперь он все испортил…

Хотелось броситься к нему и крикнуть, что так нечестно, что он не имеет права вести себя с ней, словно она его собственность, что она никогда не будет выполнять любую его прихоть. Но в этот момент в комнату вошла нянюшка.

– А они-то искали вас в музыкальном салоне, – сообщила она. – Пришлось мне спуститься по лестнице да еще по коридору пройтись, чтобы их отыскать.

Говоря это, она протянула Ноэлле письмо. Ноэлла взяла его – на конверте четким прямым почерком графа было написано ее имя.

Сердце Ноэллы испуганно забилось. Дрожащими руками вскрыла она конверт, и буквы запрыгали у нее перед глазами. С трудом взяв себя в руки, Ноэлла стала читать.

«Дорогая Ноэлла,

Только что я получил печальное известие: скончался дядя Роберт, младший брат отца. Дом его находится в двадцати милях от нашего замка, и его жена попросила меня приехать к ней тотчас же.

Не поехать я, естественно, не могу, а посему сегодня вечером меня дома не будет. Приеду я завтра утром, как только договорюсь насчет похорон.

Поскольку мы будем в трауре, это означает, что решение вопроса о вашем замужестве пока откладывается. Предлагаю вам не терзать себя понапрасну. Мы все обсудим после моего возвращения.

Ваш любящий брат Линдон».

Ноэлла прочитала письмо – и словно солнце вышло из-за туч. Она уже достаточно изучила Линдона, чтобы понять: его слова насчет замужества не что иное, как извинение.

Теперь у нее появилась надежда, что граф будет более сговорчивым. Может быть, даже удастся убедить его, что если ей и придется когда-нибудь выходить замуж, то не обязательно за сэра Стефана, каким бы привлекательным этот брак ни казался графу.

Она еще раз прочитала письмо и уже совершенно другим тоном спросила нянюшку:

– А его светлость… уехал?

– Да, с полчаса назад, – ответила та. – Кажется, он искал вас, но не нашел и уехал, не попрощавшись.

Ноэлла вздохнула с облегчением. Еще раз увидеться с графом после их ссоры было бы свыше ее сил. Теперь она освобождена от разговоров о ее замужестве по крайней мере до завтрашнего дня, а по большому счету, до того момента, когда они снимут траур.