— Если хочешь что-то сказать, Френч, говори в присутствии моей жены.

Ничуть не удивившись, Френч продолжил.

— Э, ну, ты мой хороший друг, и всегда поступал по совести. Ты должен знать, что в последние дни кто-то начал приторговывать из-под полы армейскими запасами спиртного. Раз уж ты договорился с О’Коннеллом, что вся продажа идет через тебя, это бьет и по тебе, и по военным.

Эстер, впервые услышавшая эту новость, вновь удивилась, что у людей, богатеющих на торговле ворованными спиртными напитками, хватает наглости намеренно оскорблять Тома.

Том догадался о ходе ее мыслей.

— Пора тебе узнать, как это делается, Эстер, — сказал он. — Итак, Френч, кто-то, офицер… или, возможно, группа офицеров воруют вино (а это действительно воровство, как бы его ни называли) и продают по всему Сиднею?

Френч кивнул.

— Без ведома полковника О’Коннелла?

Френч кивнул еще раз.

— Спасибо, — серьезно ответил Том. — Я проведу расследование. Никому не удастся нажиться на этом и обмануть своих сослуживцев… не говоря уже о Томе Дилхорне.

Эстер не удержалась и захихикала. Том взглянул на нее с притворной суровостью.

— Тебе смешно, дорогая? Смешно, что кто-то надувает фирму «Дилхорн и партнер»?

— Партнер? — удивился Френч.

— Партнер, — повторил Том, указав жестом на Эстер. Это была ее награда за проделанный труд и за попытки быть с ним на равных. Теперь он начал сообщать миру, что они не просто супруги. К сожалению, Эстер не могла поблагодарить его прямо сейчас, на глазах у Уилла Френча и посторонних зрителей.

Она отвела взгляд, заметив рядовых семьдесят третьего полка, идущих через лужайку с горящими факелами в руках. В рощице зажглись фонари, рассеяв сгустившуюся тьму, и начался фейерверк. Нестройная мелодия «Фейерверка» Генделя оказалась весьма кстати.

Эстер с восторженным видом любовалась фейерверком, забыв и о нанесенном Томе оскорблении, и о ворах, грабящих армейские склады. Том смотрел на нее, тронутый ее детской радостью.

Френч был чрезвычайно удивлен. Значит, и у Дилхорна есть свои слабости… хотя бы слабость к его простушке-жене. Кто бы мог подумать?

Когда-то Том согласился бы с одной из неприятных сплетен о себе. Его решение жениться было принято после серьезных раздумий, а Эстер он воспринимал лишь в качестве трофея. Но если сначала он считал свое намерение затащить ее в постель очередным этапом игры, то вскоре его отношение изменилось.

Не только жизнь под одной крышей пробуждала в Томе желание, но и сама Эстер начала волновать его. В его душе зародилось чувство, которое он не испытывал ни к одной из своих прежних любовниц.

Нечто подобное он пережил лишь однажды, когда встретился на судне, перевозящем каторжников, с Аланом Керром, растерянным и сломленным, лишившимся прежних жизненных ориентиров и не нашедшим себя в жестокой реальности своего нынешнего существования.

В то время Том ощутил желание защитить столь беспомощного человека, как Алан. Его пылкое предложение дружбы помогло Алану выжить, а результатом стали их длительные и прочные взаимоотношения.

В Эстер Том также нашел человека, нуждающегося в его помощи, и все, что он сделал для нее, начиная с собеседования по поводу работы и заканчивая свадьбой, было вызвано тем же порывом, который заставил его спасти Алана.

К собственному удивлению, он искренне ее полюбил.

Невинная радость, с которой Эстер приняла свою новую жизнь, ее ум, постепенно расцветающая красота и яростная и безоговорочная верность, проявленная ею на званом вечере, сыграли свою роль.

Том обнаружил, что Эстер не выходит у него из головы. Если в разлуке с ней он делал или видел что-либо интересное, то непременно рассказывал ей об этом вечером. Новая пара перчаток, красивый веер, замеченные им при поступлении товаров в его магазин, сразу же откладывались для подарка.

Эти незначительные подношения очень радовали Эстер. Вчера Том, наблюдая в своем магазине за распаковкой тюков с бесценным китайским шелком, отобрал рулон бледно-лимонной ткани, подержал его в огромных ладонях с коротко подстриженными ногтями, подозвал швею миссис Херберт и заказал у нее платье для Эстер.

— Это сюрприз, — пояснил он. — У вас есть ее мерки, и я хочу, чтобы платье было модным, но простым, без всякой вычурности. Она не должна ни о чем догадываться. Чтобы никаких многозначительных взглядов.

После его ухода работницы рассмеялись.

— Ну, разве он не милый? Вспомните, сколько всяких мелочей для нее он унес домой на этой неделе. Ей-богу, он не по своей воле ложится спать в одиночестве. Госпожа считает, будто слишком хороша для него.

Если Том и знал, о чем болтают за его спиной, то не придавал этому значения. Игра, которую он вел с жизнью, требовала от него знания и понимания человеческих мыслей, слов и поступков… чтобы затем обратить все это в свою пользу.

Месяца через два после свадьбы Том рассказал жене о разговоре с одним аборигеном, предупредившим его о приближении ужасного шторма.

Большинство европейцев рассмеялись бы над подобным пророчеством, но Том из собственного опыта знал, что ему можно верить. Он бросил старику монетку. Тот ухмыльнулся в ответ и что-то добавил на своем языке. Том понадеялся, что это благодарность, хотя с таким же успехом старик мог обозвать его «белым придурком».

— Если он прав, — обратился Том к Эстер, — мы отправимся на пикник и полюбуемся штормом под открытым небом. Ты когда-нибудь видела шторм, Эстер?

Эстер призналась, что нет.

— В таком случае, — продолжил Том, — нам нечего терять, а если шторма не будет, мы проведем приятный вечер на свежем воздухе.

Его слуга на все руки, Миллер, заложил карету, а Том захватил из Сиднея продукты для пикника. Далеко за городом они нашли открытое местечко с видом на море.

Сначала, по словам Эстер, все оказалось надувательством. Никаким штормом и не пахло. Зато супруги плотно поужинали и выпили вино, заботливо припасенное Томом.

— Опять вино! — воскликнула Эстер. — Вы спаиваете меня, мистер Дилхорн.

— Зато теперь вы пьянеете гораздо медленнее, — возразил Том, не устающий баловать ее едой, напитками и знаками внимания. Он набросил на нее шаль, и, заметив ее дрожь, с тревогой спросил, — Вы замерзли, миссис Дилхорн?

— Нет, — покраснев, ответила Эстер, на мгновение прижавшись к нему.

Если это движение и взволновало Тома, то Эстер оно взволновало гораздо сильнее. Ее страх перед мужчинами начал исчезать, а чувства, которые она испытывала к Тому, были очень далеки от страха.

«Людоед» давно уже исчез из ее мыслей, и теперь Эстер думала о нем, как о Томе, преподносящем ей подарки и придумывающем столько удивительных развлечений.

После того, как они выпили вино и повалялись на травке, у них разыгрался спор из-за широкополой шляпы Эстер, которую Том потребовал себе в качестве фанта, если Эстер не сумеет назвать ему текущий курс ценных бумаг в Сиднее.