— Стой, Вить! Тут от Кладышевой… в общем, Сухоруков нам не подходит! Никак! Вероника говорит, что он беспокойный.

— Убрать его, что ли?

— Да!

Глубоко вздыхаю. Ну да, и про старуху бывает порнуха. Впрочем, неудивительно. Свеженькие адаптанты-мужики, переживающие гормональный шок из-за того, что их уровень тестостерона (и многое другое) пришло в норму, начинают бычить и вообще вести себя беспокойно. Так, что там этот Сухоруков умеет? Ничего особенного…

Поэтому я просто вхожу в его «номер», тут же хватая парня за шкирку. Его я приволок сюда лишь в повседневной одежде, она вся сейчас на нем. Так и отпускаю… на волю. То, что этот кадр там орёт, верещит, цепляется за меня руками и даже своим жалким пушистым хвостом — никого не волнует. У меня нет времени объяснять.

— Да ты…, да вы…, — пыхтит парень, выброшенный мной на газон перед общежитием, — Не имеете права!

— Не имею, — равнодушно киваю я, закуривая. Даже курить приходится только так, чтобы еще что-то полезное сделать. Например: пронаблюдать за «некондицией». Чтобы ушла своим ходом и не возвращалась.

— Так какого…, — пыхтит выкинутый, — Я хочу назад!

— Мне насрать, что ты хочешь, — стряхиваю пепел я, — Важно лишь то, что хочу я. Не хочешь быть на улицах — вали, сдавайся. Приемные пункты работают круглосуточно.

— Возле них караулят! Бандиты! — выплевывает парень, до которого доходит серьезность ситуации.

— Не мои проблемы, Сухоруков. Пошёл вон.

Переигрывает. Нет там бандитов. Есть активисты, которые пытаются удержать «сдающихся», но они безобиднее тараканов. Просто мечтатели, еще пытающиеся уверить себя и других, что рано или поздно власти прекратят дурить. Как именно и что воспоследует потом для этих болтунов мрак полнейший, но они, как и многие неторопливые разумом — верят в свет в конце туннеля. Но не верят, что сами создали эту задницу.

Курю, смотрю на спотыкающуюся фигурку, чешущую куда-то в ночи. Вообще парень, вроде бы, всё пытался сделать правильно. Упал, потерял сознание, очнулся, гип… ну нет, не гипс, а всего лишь маленькая приятная брюнетка, объясняющая, что его взяли пожить в безопасное место. Тут вполне логично будет обрадоваться и попытаться навести мосты в местной иерархии, стать своим, притереться ближе к кухне, ну, вы понимаете? Вот он этим и занимался двое суток, только Кладышева — это не кот насрал. Возможные источники неприятностей девушка вычисляет на раз.

Так, что тут вообще происходит?

А, точно. Здравствуйте, я Витя Изотов и я ворую людей. И убиваю людей. Я ужас, летящий во мраке ночи, который несет возмездие во имя Луны. Отморозкам, естественно. Хорошим девочкам и мальчикам я показываю пенис (потому что голый, а не со зла какого), даю дыхнуть хлороформа, а затем утаскиваю их в свое логово. Ладно, вру, пенис — это далеко не всегда, чаще просто подкрадываюсь сзади. А что вы хотели, у меня времени нет оценивать, что именно умеет очередной адаптант, сидящий в своем логове… и чем он будет защищать свою невинность от меня. Да и бить ему по мозгам моим милым личиком вроде бы и не за что. Туалетная сиделица все равно не в глаза мне смотрела. Кстати, с членом наголо вполне удобно — никто не фиксируется на лице!

А если без шуток и глумежа, то за мной охотятся наемные убийцы, поэтому я сижу дома. А дом у нас «Жасминная тень» — большое, роскошное, пустое общежитие для самых проблемных жителей Стакомска. С едой, водой, биде, жилыми объёмами и даже обслуживающим персоналом. А еще решетками, закрывающимися камерами, психотерапевтом, неспящими призраками и прочими прелестями жизни. Соответственно, в текущих условиях, эти квадратные метры умоляют о том, чтобы оказаться заполненными невинными людьми вроде той дурочки без трусов, что не слушала телевизор. Может и слушала, кстати, решив сыграть в тихушницу. Мол сижу, не жужжу, никого не трогаю, стрелять в меня не будут, искать тоже. Успокоится все — потом выйду.

Дурачье.

— Шипоголовый, — доносится у меня из-за спины. Теперь курю не один, а со старой китаянкой.

— М? — мычу я, разглядывая звездное небо.

— Прости, — удивляет меня старуха, — Ты был прав. Все время. Я просто слепая дура, которая сидит в своей норе и не видит, куда катится мир.

— Бросьте, баба Цао, — вздыхаю я, — Все путают желаемое с действительным. Хотят путать. Сам такой.

— Ты плохой, злой и жестокий, — внезапно удивляет меня старая китаянка, — Я знаю таких. Мой муж был таким. Ты убьешь троих, чтобы спасти четверых.

— Пятерых.

— Что? — Цао Сюин удивлена.

— Пятерых, — повторяю я, — Вы меня самого не посчитали.

Не разубеждать же её, рассказывая, что я нифига не убийца, и нифига не спаситель, нифига не трахатель «чистых», и даже не сержант на службе у Окалины? А просто молодой человек, у которого через две минуты день рождения. Нет у меня высоких целей спасти СССР, задушить тайную организацию, сохранить жизнь миллионам… я хочу просто жить без всего вот этого. Можно даже работать на заводе.

Только кто даст? Эхх…

Тушу окурок, сую его в пепельницу, готовлюсь взлетать. Ночь еще долга, косить и косить. Как минимум пару человек найду. Кладышева уже обрабатывает нескольких наших постояльцев, будем творить несправедливость, а именно — совать самых адекватных, тихих и спокойных в самые неблагоприятные условия, то есть в квартиры для великанов.

— Ты плохой, шипоголовый, — вновь разомкнула губы баба Цао, — Но ты не бросишь Янлинь, если я…

— Не брошу, — отвечаю и взлетаю с места, закручиваясь в большого белого червяка из тумана.

Я люблю эту старую вредную бабку как… бабку, но терпеть не могу, когда мой собеседник… как бы это сказать? Ну как в том анекдоте, «ты мол, либо крестик сними, либо трусы надень»? Вот также. Хочешь извиниться, так я со всей душой, но вот мозги мне мылить не надо. А то ведь накормлю Салиновского лаврушкой и у вас таки случится секс!

Летаю над районами на определенной высоте, такой, чтобы группа наблюдателей смогла засечь место, из которого по мне вдарят энергией или свинцом. Патрулирую. Заглядываю в окна, в надежде обнаружить еще тихушников, желательно помоложе и понаивнее. Испуганных, жалких, которых легко будет контролировать. А еще меня могут… а, вот. Световой мигающий сигнал на здании Дворца Молодежи.