Во время монолога она ходила по комнате, выискивая улики. Обнаружив женские туфли и женскую одежду, в беспорядке разбросанные на полу и диване, и четыре прибора на столике, она жестом приказала сопровождавшим ее мужчинам осмотреть дом.

— Скажите, а кроме вас, тут еще кто-то есть? — ласково спросила женщина.

— Господа, может быть, виски, кофе? — как бы не слыша вопроса, предложил Леня.

— Вы не ответили на мой вопрос, — жестко оборвала его чиновница.

— Да, у нас в гостях пара моих подружек, — ответил за друга Саша. — Но они сейчас отдыхают, и я бы не хотел, чтобы их беспокоили.

— Где они? — спросил один из мужчин.

Друзья замялись.

Не дожидаясь ответа, мужчина подбежал к заветной двери и распахнул ее.

В луче света, проникавшем в комнату из коридора, остолбеневший агент увидел двух обнаженных девушек, которые целовались, не обращая на него внимания.

Леня проводил непрошеных гостей и вернулся к Саше.

— Думаю, это последний звонок. Больше рисковать нельзя. Как говорится, назвался груздем — полезай в…

— И теперь никакой личной жизни? — безнадежно вздохнул Саша.

— Ну видишь, как плотно пасут? Надо выбирать, Саш. Или мы голубые и принимаем их правила игры. Тогда у нас есть связи, деньги. Или… нам башку открутят за наши шутки.

— Чего тут выбирать? — удивился Саша. — Девушек отпусти.

Он сидел на диване в женской рубашке и мужских брюках, подвернутых до колен.

Когда Леня вошел, девушки, обнявшись, спали. Леня укрыл их одеялом и положил на тумбочку деньги.

Весь год Саша и Леня вели себя тихо, как мышки, — работа и дом. Тем не менее бизнес обязывал их хоть как-то участвовать в жизни той части общества, к которой они имели честь отныне принадлежать. А то, что они были геи липовые, только неимоверно усложняло их положение: они, конечно, могли участвовать в жизнерадостных оргиях, но до известного предела, перешагнуть который не могли никак. Спасались они тем, что якобы дали обет хранить верность друг другу до гробовой доски. У циничной молодежи их целомудренность вызывала только усмешку, но люди постарше, уже почувствовавшие горький привкус одиночества, с большим сочувствием относились к нравственной твердости Саши и Лени. Скоро их верность вошла чуть ли не в поговорку.

Наступило Рождество. Геи, собравшиеся в баре на традиционную вечеринку, представляли собой довольно причудливую компанию. Здесь были и затянутые в кожу «металлисты», бравые офицеры с накрашенными губами и подведенными глазами, жеманные красавицы в открытых вечерних туалетах с гладко выбритыми подбородками, мускулистые молодые люди в серебристых блестящих костюмах, делающих их похожими на космических рейнджеров, — всех рас и возрастов.

Кто-то танцевал, кто-то заправлялся в баре, кто-то флиртовал. Всем нашлось место и дело по душе.

Наконец наступил момент, которого все ждали с нетерпением. На эстраду вышла Фея — хозяйка вечера — существо, причудливо сочетающее мужское и женское начала.

Оркестр прекратил играть, и гости с интересом подались к эстраде.

— Господа и дамы! — под общий хохот начала Фея. — Сегодня мы можем подвести итоги нашего ежегодного конкурса на самую постоянную пару. Титул самых верных любовников присуждается… большинством голосов… — Фея медленно распечатала большой конверт в виде сердца и достала листок. — Присуждается, — повторила она, — супругам Кузнецофф-Левин. — Поздравляю, это самая убедительная победа на моей памяти, — с искренней радостью добавила Фея.

Все зааплодировали. Фея взмахнула волшебной палочкой, выполненной в виде фаллоса. Узкий белый луч театрального прожектора выхватил в толпе Сашу и Леню и словно вытащил их на сцену.

Два гнома выкатили на сцену огромную тыкву в виде задницы, Фея под гогот и рев медленно вставила волшебную палочку в отверстие — и тыква с шумом раскрылась, выпустив стаю голубей. И только два хрустальных голубка остались на жердочке.

Когда друзья с призом спускались со сцены, к ним подошел мужчина, которого они уже успели запомнить по многочисленным неожиданным встречам; правда, они не знали, что это он тайно следил за ними и фотографировал, фотографировал, фотографировал.

— Господа, разрешите представиться. Вилли Педерсен. Можете называть меня Валентин. Я послан к вам с весьма важной миссией.

Машина с Сашей и Леней подкатила к парадному входувысокого, уходящего в дождливое небо здания. Под рождественским дождем их ждал Валентин-Вилли — с двумя раскрытыми зонтами. Заботливо накрыв «супругов» от непогоды, он проводил их до высоких дверей темного лакированного дерева с голубоватыми стеклами, венецианское происхождение которых выдавал маленький золотой лев святого Марка, находящийся как бы внутри стекла. От этого лев казался объемным, а игра света превращала его в живое существо.

Валентин вел их по бесчисленным комнатам и переходам дворца, пока они не оказались в библиотеке. На столе в библиотеке стояла небольшая елочка и горела свеча.

Книжные шкафы уносились под потолок. За стеклами поблескивали корешки книг. Валентин, поклонившись, отступил назад и закрыл за собой двери.

Саша и Леня поискали взглядом хозяина, но они были в комнате одни.

Вдруг в противоположной стене открылась дверь, которую можно было спутать с дверью шкафа, и Валентин вкатил в комнату инвалидное кресло с древним стариком.

— Доброе утро, друзья, — приветливо сказал старик. — Ради всего святого извините, что я позволил себе вытащить вас из постели в такой скверный день, да еще так рано. Но позже вы поймете меня и, надеюсь, простите. Последние пятнадцать лет я ни с кем не разговаривал. И вот наконец появились вы. Мне рассказал о вас Валентин. Скажите, вы любите друг друга? — блеснув неожиданно молодым взглядом, спросил старик «супругов».

— Да, — неуверенно, не совсем готовые ко лжи, сказали друзья.

— Любите друг друга. Любовь — это единственное, из-за чего стоит жить. Это самое большое достояние, и когда любовь уходит, уходит и жизнь. Только любовь помогла нам выжить в кромешном аду войны. Мы пытались от нее убежать, но она шла за нами по пятам.

Старик повернул к друзьям стоявшую на столе фотографию. На ней были изображены два молодых человека, оба в спортивных костюмах, которые стояли у велосипеда-тандема. Под фотографией была подпись: «Варшава, 1939 год».

— Только любовь, — задумчиво добавил старик. — Но потом случилось несчастье. Я изменил ему, своему другу. Вы понимаете, о чем я говорю. Это не было даже серьезным увлечением. Так, маленькая любовная интрижка. Но мой могучий друг, с которым мы пережили не одну смертельную опасность, не выдержал…

Старик начал делать судорожные глотательные движения. Валентин, поспешно налив стакан воды, капнул туда каких-то капель, и старик сделал два глотка.