Вот вам и горячая поклонница. Куда уж горячее. И – умна. Что есть, то есть. И это печально, ибо в свете железобетонного, нотариально заверенного алиби всю схему допроса надо менять. Прямо вот на ходу.

– Вы с тетушкой вашей из-за Филиппа не ссорились?

– Ссорились? – Райскую предположение явно изумило. – С какой стати? Наоборот… Она… – женщина как будто смутилась. – Калерия подсмеивалась надо мной. Я старалась не показывать, конечно, но она замечала, она вообще была очень наблюдательная. Тетя была сложным человеком. И, как бы это сказать, довольно саркастичным. На всех свысока смотрела. И на Филиппа тоже: просто красивый мальчик, который, как она выражалась, неплохо и довольно умело скрашивает ее преклонные годы. Все повторяла, чем я хуже Елизаветы Второй? У той тоже с возрастом любовники все моложе и моложе становились. Только… – она вдруг осеклась. – При чем тут моя тетя? Она же умерла. И я не хочу об этом говорить.

Поздно, душенька, мысленно усмехнулась Арина, ты уже достаточно сказала. Темперамент – отличная вещь, очень полезная в некоторых случаях. Что же это адвокат-то твой тебя больше не останавливает? Вот и ладушки, продолжим.

– Марина Леонидовна, вы ведь хорошо его знали. Может быть, у вас все же есть какие-то предположения? Кто мог его убить?

Райская дернула плечом:

– Я же сказала, в данном случае я на стороне того, кто его убил, он сделал… правильно. Когда Филиппа… не стало, дышать стало легче.

– И все-таки… – повторила Арина. – Кто бы мог?

– Да кто угодно! Он же не только на меня так действовал. Любая из его баб могла терпение потерять. Да хоть эта, невеста его. Невеста! Тьфу, официанточка, взглянуть не на что! А туда же! Может, ей надоело его с другими делить, вот и… Как там ее – Леля? Оля? Галя?

Арине вспомнилось, что говорил управляющий о планах своей «звезды». Похоже, как раз самому Филиппу надоело делить себя между «официанточкой» и другими. Сообщать об этом Райской она, однако, не стала, уточнив довольно сухо:

– Ляля ее зовут. И что бы вы ни думали, у нее-то как раз не было причин для недовольства, не то что для убийства. Да и в клубе ее в тот день не было, выходной у нее был.

– Не было, как же! – красиво обведенные губы сложились в презрительную гримасу. – Она наврет, недорого возьмет. Вы спросите… – Марина Леонидовна вдруг осеклась и замолчала. Точно надеялась, что Арина ее обмолвки не заметит.

Но Арина, конечно же, заметила:

– Кого спросить и о чем? Вам кто-то что-то говорил?

Но женщина уже замкнулась наглухо:

– Да не помню я. Вроде бы я что-то такое слышала. Там, в клубе, кто-то из обслуги… Они вечно болтают всякое.

– Может, если мы с вами съездим в клуб, и вы на них взглянете, ваша память прояснится? – нежно улыбаясь, предложила Арина.

– Делать мне больше нечего, как на официанток любоваться, – возмутилась Райская. – Сказала же, не помню. Они все на одно лицо. И вообще я не обязана! – она опять продемонстрировала тот самый темперамент, из-за которого, видимо, клубный персонал и называл ее «сумасшедшей». – Это ваша работа, вы их и допрашивайте, – и она выпрямилась на стуле, поджав губы и словно демонстрируя: разговор окончен.

– Марина Леонидовна, – остановила ее Арина. – Вы этот шарф часто носите?

– Это палантин, – презрительно сообщила та. – И – да, часто. Мне его Калерия подарила, это ручная работа. И мне он очень нравится.

– Вы позволите взять пробу? – Арина протянула руку, словно собиралась сделать предложенное прямо сию минуту, собственноручно. – Для экспертизы.

– Что?! – взвилась Райская. – Вы думаете, я позволю… Да вы за год столько не заработаете, сколько он стоит!

– Ну-ну, – примирительно улыбнулась Арина. – Мы вовсе не собираемся ничего портить. Если вы именно этого опасаетесь, – с улыбкой добавила она. – Для экспертизы будет достаточно буквально нескольких волосков… – она прижала к уху телефон, в котором длинные гудки уже сменились зверевским баритоном. – Артем Валерьевич, ты далеко сейчас? Можешь ко мне зайти? Волокна на исследования возьмешь.

Уже подписывая Райской пропуск на выход, Арина все еще ломала голову: правда ли та что-то слышала про Лялю? Или так, со злости брякнула? Потому что с чего бы этой холеной госпоже понадобилось беседовать – да еще на столь болезненную тему – с официантками, которые для нее «все на одно лицо»? Неужели и впрямь что-то случайно услыхала? Или, что вероятнее, историю про «кто-то в день убийства видел Лялю в клубе» она только что выдумала? Просто чтоб досадить более успешной сопернице. Выдумала – и тут же испугалась. Не девочка пятилетняя все же, про ответственность за дачу ложных показаний наверняка в курсе. Хоть и вспыльчивая, но очень, очень неглупая… Странно только: сперва зажатая сидела, как свернутая пружина, а потом как-то расслабилась. Может, ждала какого-то вопроса – опасного вопроса! – который так и не прозвучал? Но что это за вопрос?

* * *

За очередным поворотом открылся недлинный бульварчик, и Марина плюхнулась на первую же лавочку – ноги отказывались идти дальше. Не то от усталости – она редко ходила пешком, да почти что никогда – не то от того, что идти было некуда.

После теткиной смерти она к нотариусу не пошла – не потому что не знала, к какому, а как будто… сглазить боялась. Вдруг, если она начнет разбираться с делами по очереди, все поломается? Как там рекомендуют гуру деловых тренингов: решайте дела не в порядке срочности, а в порядке важности, так, кажется? Или наоборот? Нет, все-таки в порядке важности. Хотя, конечно, если сломанный ноготь не подпилить немедленно, можно нечаянно порвать колготки (а запасных именно в этот момент с собой не будет, и купить будет негде, так всегда!) или, боже упаси, важные бумаги – и тогда все запланированное может полететь к чертям из-за сущей ерунды. Или сломанный ноготь – это как раз «важное» (по возможным последствиям) дело? В общем, поди еще разбери: какие из дел срочные, какие – важные.

Как бы там ни было, нотариуса она решила посетить потом – когда все окончательно завершится. Ах, если бы она сходила к нему сразу! Все завершится, как же! Теперь оказывается, что это самое «все» не только не завершилось, а наоборот – запуталось так, что непонятно, что делать дальше.

Какая уж там новая свободная – прекрасная! – жизнь! Все так плохо, что свались ей сейчас на голову шальная сосулька, наверное, в последний момент только вздохнула бы с облегчением.

Впрочем, откуда на бульваре сосульки? Они падают с нависающих крыш или с балконов, а тут – кусты боярышника да липы с березами. Куда же это она забрела? Место казалось смутно знакомым…

Да, если пройти немного дальше и два раза свернуть – или три? ай, неважно! – по левую руку будет крыльцо. Там, за темными, зеркально промытыми стеклами, за узорной плиткой ярко освещенного холла – темноватый, очень уютный зал: мягкие кожаные кресла, тяжелые низкие столы, и в глубине – небольшой подиум, где красивые мальчики и девочки блестят идеальными телами.