Остаток пути Рост пролетел, высматривая летучих китов, одновременно пытаясь узнать места, над которыми он некогда с тем же Кимом налетал, наверное, сотню часов. Но ничего не узнал, да и китов, к счастью, не обнаружилось. Впрочем, последнее следовало выяснить:

– Ким, а червяки на наших в последнее время нападали?

– Это в какое такое «последнее»?

– Не придирайся к словам, расскажи, что знаешь.

Ким вздохнул как-то очень по-ростиковски.

– Нападали. Однажды – доказано. Сам знаешь, обкусанная корма, падение с большой высоты…

– А отбиться кому-то удалось? – спросил Мурат. Он вдруг почувствовал себя неуверенно, даже стал выглядывать в боковое пилотское окошко.

– Отбиться удалось в десяти случаях нападения, – довольно сухо уронил Ким. – Правда, это со слов пилотов, а у червяков, может, другое мнение, может, они и не нападали вовсе.

Росту показалось, что над морем, километрах в двадцати от Одессы, он различил большую стаю летающих прозрачных червяков, которые то садились на воду, то взлетали, роняя каскады брызг. По ним-то на таком расстоянии и определил непонятных зверюг… Но ему могло и показаться. Никто толком не знал, как тут в Полдневье образуется дождь, иногда он возникал, как те столбы капель, что заметил Рост, прямо из воздуха, на очень небольшой высоте, всего-то в три сотни метров.

Приземлились на площади с фонтаном, в котором – Рост заметил это еще издалека – плескалась вода. И выглядела она такой светлой, веселой и радостной, что определенно была проточной и пресной. Видимо, Казаринову удалось-таки восстановить старый, еще триффидами устроенный водопровод.

Встречали новоприбывших Казаринов и Борода. Бывшему главному инженеру полагалось по должности, все-таки именно ему, а не кому-то везли эти самые зеркала. А вот Борода стал вообще большим человеком в городе, кем-то вроде мэра, или городского распорядителя. По этому поводу Ким даже сострил, что, мол, от Бороды он дорос до городского Головы, но никого это почему-то не развеселило. Может, местные и сами уже эту шутку затаскали? А вот Дондика не оказалось. Он уже три дня как угнал в степь, наводил какой-то порядок среди местных фермеров, которых развелось столько, что их споры приходилось решать чаще, чем проблемы самой Одессы. Зато еды в городе было много, это чувствовалось по всему, но главное, конечно, по базару, который открыли в портовой стороне, у старых складов, примерно там, где когда-то Пестель устроил себе лабораторию.

Пестеля тоже не было. Его перевели еще год назад в поселения юго-западнее Одессы, где уже встречались деревья, похожие на те, из которых состоял лес Дваров. Как сказал Казаринов, задание у него, как у бывшего биолога, было непростое – попытаться найти жизнеспособные саженцы, чтобы сделать свою рощу, дающую и топливо для антигравов, и кующуюся дельную древесину.

– Но только не очень-то у него выходит, – заключил Казаринов свое объяснение. – То ли из-за почвы, то ли климат у нас другой.

До того как выключилось Солнце, они успели только разгрузить зеркала и перенести их на площадь, где решили ставить эксперименты. Зато на следующее утро все закипело. Отлили из камня ажурные, тонкие, очень функциональные ложементы, причем Ростик поразился, как ловко, быстро и умело провернул эту операцию Казаринов. К полудню, когда каменное литье застыло, установили зеркала и попробовали раскалить металлические балки, оставшиеся тут еще с той поры, когда собирали подводную лодку.

Швеллер с полкой в двести миллиметров «потек» через семь с половиной минут, а песок, который Казаринов запас заранее, стал почти готовым стеклом менее чем через четверть часа. Это было здорово, Казаринов утверждал, что такого результата он даже ожидать не мог.

Теперь предстояло поставить главный эксперимент, создать установку для отливки новых зеркал. И Казаринов, и Борода, и даже Дондик, примчавшийся из своих степей для того, чтобы не пропустить технические пробы, не могли сдержать энтузиазма. Они только и делали, что обсуждали детали проводимых работ и перспективы, которые открывались с доступом к даровой, очень чистой и практически не ограниченной тепловой энергии.

А вот Ростик почему-то скучал. Все это было ему не очень интересно. Оказалось, что ему были важны не сами испытания, и даже не зеркала, получаемые тут, в Одессе, как бы заново, а та расстановка сил, которая возникала в иерархии Боловска после того, как человечество научилось эти зеркала производить. Оказалось, его интересовала, если так можно сказать, политическая ситуация, возникшая с этим прорывом людей к энергии.

И не сама по себе, не в связи с его карьерой, а по отношению к тем трудностям, которые подстерегали человечество после этого успеха. Ведь в Полдневье не бывает так, чтобы успех тут же не вызвал какие-то сложности… Хотя его позиция в этой расстановке тоже была интересной, пусть даже и… платонически. Ведь дураку было ясно, что никакого выигрыша он-то как раз от всей этой затеи не получил. Скорее, наоборот, его отношения с людьми, действительно принимающими решения, непонятным образом только ухудшились. Доказательством тому было и поведение Сапарова, и то, как его выслали в Одессу.

И почему так было, почему еще вчера совершенно бессмысленные, с его точки зрения, дрязги и интриги, бушующие в Белом доме, стали настолько существенными – он не знал. Но что-то чувствовал, хотя еще и не мог объяснить, что это такое. И к чему может привести. И даже так – сможет ли он это как следует понять и осознать. Но он знал точно – он будет пытаться.

Неожиданно выяснилось, что воскресенья в Одессе свято соблюдаются и поныне. А потому можно не торопиться, пить душистый травяной чай в столовой, купаться и даже играть с детьми, правда, чужими, потому что свой остался в Боловске. Ростик посмотрел на забытую, но такую знакомую стену воды за окном и решил, что лучше всего ему жить тут – у моря, в колонии, которая испокон веков всюду от метрополии, то есть от Боловска, отличалась в лучшую сторону ленью и спокойствием. И Ромке было бы здоровее тут, а не в шумном, издерганном и неспокойном городе.

Стол он занял в гордом одиночестве тот же самый, за которым привык завтракать и ужинать еще два года назад. А вот комната его оказалась занята, но ему предложили на втором этаже другую, больше размерами и аккуратнее обставленную. И с видом на город. Жаль, море виднелось из нее лишь самым краешком, но в последнее время Рост на многое и не претендовал. Он вообще думал, что улетит отсюда через пару часов, а задержался вот уже почти на неделю.

В Одессе ничего не изменилось. Те же стены, та же гавань, в которой не было решетки между двумя опорными башнями. То же море, те же дома. Вот только стряпуха в главном общежитии сменилась и слишком много появилось новых людей. Помнится, в прежние времена тут ощущалась опасность, то ли из-за Фоп-фолла, то ли по другой, еще не выясненной причине… А сейчас – нет. Сейчас все стало наоборот.

– О чем задумался? – К нему с миской в руке подсел Дондик. Он снова куда-то уезжал, вернулся лишь прошлой ночью, но по виду его нельзя было догадаться, что он почти не спал, – бодр, подтянут. Глаза улыбаются, руки очень чистые и ухоженные, волосы зачесаны назад волосок к волоску.