— Вы забыли, что я — врач и знаю о вашей коварной болезни немного больше, чем вы.

— Согласен, — смиренно потупил взор Борис. — Но только я все равно теперь не усну. Можно я останусь бодрствовать с вами?

Что-то было в его интонации такое, что Полина не стала возражать. А может, интонация ни при чем, просто свитер виноват. Только Доброе остался на кухне, и они снова говорили о чем-то простом и вечном, а когда пришло время доить, Доброе отправился в коровник вместе с Полиной. Они отнесли теленка в конюшню. Он был почти сухой, корова добросовестно вылизала его. Полина стала вытирать его сухими тряпками — в тех местах, где не достала корова. Новорожденный уже пытался подниматься на ножки, тыкаясь лбом в колени Бориса.

— Первое марта сегодня, дружок, — сказал ему Добров. — Выходит, ты — Мартин.

— Вот и имя дали, — улыбнулась Полина. — Мартин так Мартин.

Она отправилась доить Милку, Добров — следом. Он встал в тени, чтобы не смущать корову. Полина вымыла вымя теплой водой. Оно еще не успело загрубеть, молоко побежало сразу, упругими струйками. Добров смотрел, как она это делает, сам не зная зачем. Он снова видел ее голые руки с двумя родинками у локтя, видел ее затылок, показавшийся ему особенно беззащитным, когда она склонилась к вымени. Наблюдал, как она доит корову, и анализировал свои ощущения. Пришел к выводу, что просто он еще не потерял интереса к жизни, вот и все. Между тем Полина взяла чистое ведро и пол-литровой кружкой отмерила в него два литра молока.

— Пойдем поить теленка? — догадался Добров. Она кивнула.

Он отнес надоенное молоко домой, а когда вернулся в конюшню, Полина занималась с теленком. Она мочила палец в молоке и давала его новорожденному. Тот брал палец, а хозяйка в это время другой рукой наклоняла его голову к ведру. Она была терпелива и последовательна. Теленок стремился задрать голову кверху, она поправляла его, склоняя вниз. Возилась с ним, пока тот все не выпил. Добров смотрел на ее профиль и думал о том, что в этой женщине нет ничего ненастоящего, наносного. Она предстала перед ним — какая есть. И ей не нужно ничего добавлять в свой облик. Все, что окружает ее ежедневно — зима, лес, деревенский дом, эта конюшня, печка, — все словно создано для нее. Все идет ей, как городской женщине идет весна, дающая возможность обнажить колени. И что ему нужно уезжать сейчас, немедленно, пока наступающее утро не проявило усталость. Пока очарование и интимность сегодняшней ночи не развеялись. Он хочет увезти их с собой. Он не знал о себе, что настолько сентиментален.

Добров засобирался. Полина вышла проводить его на крыльцо. Она что-то объясняла насчет дороги, а Добров думал, будет ли удобно обнять ее на прощание. Почему-то не решился. Взял за пальцы и тихонько пожал их. Полина кивнула в ответ. Через полчаса Добров выезжал на трассу.

* * *

На занятия народного театра Ирма не шла — летела. Как уж Полине Петровне удалось уговорить Павла отпустить жену в клуб, для нее оставалось загадкой. Ирма и не надеялась, что когда-нибудь сможет снова играть на сцене. Она вошла в клуб и вдруг подумала, что уже не чувствует себя здесь хозяйкой, как раньше. В фойе мальчишки играли в настольный теннис, техничка тетя Дуся мыла пустой танцзал.

— Ваши наверху собрались, в библиотеке, — доложила она. — Артист приехал из города. Поднимайся.

«Ваши» — приятно обласкало Ирму. Она не услышала про артиста, зато услышала это теплое «ваши». Наверх она взлетела и, раскрасневшаяся, распахнула дверь в библиотеку. «Наши» тесно сидели на стульчиках. В углу на вешалке горой громоздились тулупы и пальто. Приезжий артист рассказывал что-то смешное, отчаянно жестикулировал. Рядом с ним сидела полная, красиво одетая женщина с красочными проспектами в руках. Ирма кивнула всем, пристроила свое пальто к общей куче и села с краю. Артист очень хотел понравиться публике, но та не спешила реагировать на его юмор. Деревенские приглядывались к нему, а Полина то и дело посматривала на часы. Наконец она решила вставить словечко. Что-то шепнула артисту на ухо. Он кивнул и замолчал.

— Генрих Артемьев не просто артист нашего областного драматического театра, — пояснила Полина, оглядев односельчан. — Он прибыл к нам по поручению управления культуры. А также к нам приехала художник по костюмам, Анна Игоревна. В области проходит программа культурной помощи селу. Наш с вами любительский театр попадает в эту программу, нам тоже полагается помощь.

— Наконец-то и про нас вспомнили! — подала голос Клавдия Семеновна, бывшая учительница, пенсионерка, которую Полина пригласила на роль Кабанихи. — А что за помощь-то будет? Моральная или материальная?

Самодеятельные артисты поддержали Клавдию Семеновну легким смехом.

— Если моральная, то мы сразу отказываемся! — подхватил Генка Капустин, водитель колхозного автобуса и по пьесе — сын Кабанихи.

Артист Генрих беспокойно заерзал на своем стульчике. Чем-то Полину смущала ситуация, Ирма сразу заметила. Их руководительница подыскивала слова, хотя обычно говорила легко и просто.

— Какую помощь мы выберем, это зависит только от нас. На каждый театр выделены деньги. Только одни запросили помощь в виде работы режиссера, другие решили на выделенные деньги изготовить декорации. Можно заказать костюмы для спектакля. Давайте послушаем Анну Игоревну.

Художница по костюмам рассказывала интересно, показывала картинки. Ирма заслушалась. Ей только стало немного жаль артиста. Уж больно он ревностно поглядывал в сторону художницы. Справедливо опасался, что сельчане выберут ее услуги, а не его. Художница рассказывала, как изготавливаются костюмы в театральной мастерской, показывала фотографии.

После того как она отрекламировала свои услуги, художница засобиралась на автобус, а артист изъявил желание остаться на репетицию. Но едва за ней закрылась дверь, он обратился к сельчанам с речью:

— Это, конечно, все очень красиво… Но я вам не советую, господа… Пустая трата денег. Вы можете взять костюмы напрокат, да хотя бы в нашем театре. Мы ставили «Грозу», лет семь назад. А вот режиссер вам необходим.

— Это почему же? — поинтересовался Генка Капустин. — Ъ нас Полина Петровна режиссер.

— Да, конечно, у вас прекрасный руководитель, — смиренно сложив руки «лодочкой», согласился Генрих. — Но ведь у Полины Петровны нет специального образования? Я не ошибаюсь?

Он оглянулся на Полину. Та покачала головой. Нет, не ошибается.

— Ну, тогда о чем говорить? — развел руками Генрих. — Вам не о костюмах думать надо, не о декорациях, друзья мои. Режиссер и только режиссер! У спектакля должна быть идея, сверхзадача… А актуальность? А современное прочтение? Нет, что ни говорите, без профессиональной руки сейчас никуда! Я настоятельно вам советую хорошенько подумать, прежде чем принимать решение.

— Мы подумаем, — внушительно заверила его Клавдия Семеновна. По ее тону Ирма поняла: артисту здесь ничего не светит.

Он развел руками и покорно склонил голову. Затем, что-то шепнув Полине, артист отошел к книжным стеллажам и сделал вид, что углубился в книжки.