– А я бы не смог здесь жить, – говорит Чед. – Вы помните, сколько ехать до ближайшего приличного магазина? То-то и оно. А пиво у нас заканчивается.

Аспен показывает на бутылку посреди стола.

– Вот еще немного вина осталось.

– У нас над раковиной мини-бар со спиртным, – добавляет Лайла.

Чед заметно приободряется. Ох, лучше бы Лайла промолчала. Чед достиг своего предела еще три пива назад; однако он все равно встает и направляется к бару. Аспен доливает себе вина.

Лайла внезапно замирает на месте. Порой такое случается, когда она испытывает тревожность.

Я не спускаю с нее глаз, стараясь отслеживать каждое движение. Надеюсь, панической атаки не будет. Однако что-то в ее поведении меня тревожит.

Она кладет вилку на стол и откусывает огромный кусок пиццы. Затем еще один. Пиццу держит в правой руке, бокал вина, из которого прихлебывает, в левой.

– Как же вку-у-сно! – стонет она. Словно несколько дней не ела.

Лайла заталкивает в рот остатки пиццы и тут же оказывается в центре всеобщего внимания. Аспен смотрит на сестру так же, как недавно на Чеда – с долей отвращения. Лайла приподнимается со стула, тянется к блюду с пиццей и берет себе еще кусок. Плюхается на свое место и запихивает в рот столько, сколько влезает. Аспен продолжает осуждающе пялиться на сестру.

– Фу!.. Вилку возьми.

Лайла перестает жевать и смотрит на Аспен, затем на меня. Неожиданно виновато. Смущенно. Потом вновь торопливо откусывает огромный кусок пиццы и одним глотком приканчивает бокал вина.

Ставит бокал на стол… и тут ее движения замедляются. Она поднимает ладонь ко лбу, прикрывает глаза и со стоном произносит:

– Боже… голова болит.

Массирует лоб, опускает руку, открывает глаза и… вскрикивает.

От неожиданности мы вскакиваем со стульев.

– Что с тобой? – Теперь кричит уже Аспен, отодвигаясь от стола. – Паук? – Она запрыгивает на стул. – Где?

Лайла молча трясет головой, тупо глядя в свою пустую тарелку. Затем встает и пятится от стола с неподдельным ужасом на лице.

– Дай ей воды, – говорю я Аспен и подхожу к Лайле. Она прижалась к стене и вся дрожит. Медленно вдыхает и выдыхает, не отводя взгляда от стола.

Я осторожно прикасаюсь к ее щеке и разворачиваю лицом к себе.

– Лайла, ты как?

Ее руки дрожат. Она берет стакан воды у Аспен и выпивает до дна. Потом возвращает его, едва не роняя.

– Мне нехорошо.

Лайла торопится наверх; я за ней. В комнате она открывает комод и трясущимися руками выхватывает оттуда пузырек с лекарствами. Несколько таблеток просыпаются на пол.

Я наклоняюсь, собираю таблетки и высыпаю обратно в пузырек. Лайла забирается в постель.

Я закрываю комод и сажусь рядом. Она скрючилась в позе эмбриона. Я укрываю ее и ласково глажу волосы.

– Что произошло?

Она мотает головой, не желая отвечать.

– Ничего. Просто я плохо себя чувствую.

– Может, потому что ела слишком быстро? – предполагаю я.

Лайла переворачивается и натягивает одеяло до подбородка.

– Я не ела! – резко выкрикивает она. Со злостью и некоторым смущением.

Я чуть не спрашиваю, что она имеет в виду. Однако какая-то часть меня уже догадывается.

У нее временная потеря памяти. Возможно, малый эпилептический припадок. Однажды такое уже случалось – в больнице. Правда, всего один раз, и врачи решили не увеличивать дозировку лекарств. Завтра же нужно позвонить неврологу.

Я выключаю прикроватный светильник.

– Чуть позже вернусь посмотреть, как ты.

Лайла кивает и укрывается с головой.

Она много спит. Больше, чем обычно. К тому же еще провалы в памяти и отклонения в поведении. Ей действительно нужно показаться неврологу.

Я начинаю опасаться, что травма головы тут ни при чем.

Я сижу с ней еще несколько минут. Какая-то часть меня не хочет оставлять ее одну, однако нужно навести порядок в кухне.

Пока я спускаюсь по лестнице, в моей голове продолжают вращаться шестеренки.

Аспен загружает посудомойку. Чед упал лицом на стол, не выпустив из руки недопитый бокал. Он совершенно никакой – лежит и бормочет что-то невнятное.

– Как она? – спрашивает Аспен.

Я даже не пытаюсь оправдывать Лайлу – самому бы разобраться.

– Не знаю. Жалуется на головную боль.

– Похоже, она теперь будет всю жизнь страдать от мигреней. Побочный эффект ранения в голову. Ничего не поделать.

Аспен лучше знать – она медсестра. Наверняка ей приходилось видеть и более тяжелые случаи.

Она ставит в посудомойку последнюю тарелку.

– Ты поможешь мне отвести Чеда наверх?

Я встряхиваю Чеда и тяну за руку. Он открывает глаза.

– Идем в постельку, приятель.

– Лидс, я не хочу идти с тобой в постельку, – мычит он, пытаясь оттолкнуть меня.

Я закидываю его руку себе за плечо.

– Я отведу тебя в постель к твоей жене.

Он прекращает сопротивление, поднимает голову и обшаривает взглядом кухню.

– Я слишком пьян, чтобы потрахаться?

– Да, милый, – кивает Аспен. – Слишком. Подожди до завтра.

Чед разочарованно роняет голову на грудь. Мы поднимаем его со стула и переводим в стоячее положение. Весь путь до спальни он постанывает. Сгрузив мужа на кровать и укрыв одеялом, Аспен провожает меня до двери.

– Скорее всего мы уедем раньше, чем вы проснетесь. Если я не увижу Лайлу, передай, что ужин прошел весело.

– Как сказать, – усмехаюсь я.

Аспен пожимает плечами.

– Мы постараемся заскочить к вам еще раз, прежде чем вы с Лайлой уедете. Отсюда до Уичито не очень далеко.

Я желаю ей спокойной ночи и иду проверить, как там Лайла. Она по-прежнему укутана в одеяло с головой – даже не знаю, спит ли. Я оставляю дверь спальни открытой – на случай, если Лайла позовет меня, – а сам спускаюсь в Большой Зал и устраиваюсь на диване с телефоном в руках.

Трижды просматриваю видеозапись нашего ужина. И всякий раз обращаю внимание на мелочи, которые делают произошедшее все более странным. Я подмечаю, как менялась осанка Лайлы и как еще сильнее менялось ее поведение: только что была вовлечена в разговор и вот уже полностью игнорирует всех вокруг себя. А как она держала голову, прежде чем закричать! За ужином явно произошло что-то из ряда вон выходящее.

Хотя что теперь считать нормальным?

Возможно, с ней случилась временная потеря памяти. Две минуты она вела себя абсолютно нетипично. Иначе, чем в последнее время. Как в тот вечер, когда она перепугалась, что съела много пасты.