Я поняла, что если надеюсь получить желаемое, то должна подыграть, привести Эдит в хорошее настроение. Я пошла вдоль полок, вытаскивая книги, пролистывая их и громко вздыхая каждые несколько минут. Наконец Эдит спросила, в чем дело.

– Красивые книги, – заверила я ее. – Только в них, кажется, про сирот ничего нет.

– Про сирот, а? Так вот про что ты ищешь?

Я кивнула.

– Ладно, я поняла. Обещаю: скоро мы пойдем в библиотеку.

Мне хотелось обследовать новую среду обитания, но Кэт была против вылазок. Мы выросли в Витпарке, крохотном захолустном пригороде, где никогда ничего не случалось. Кэт никак не могла привыкнуть к жизни в большом городе. Шум и гам, постоянное движение, вой сирен, вонь мусора, скопления многоэтажных домов выше породных отвалов – все это было для нее чересчур. Тысячи людей разного цвета кожи, роившиеся на улицах, словно муравьи, пугали Кэт, и я решила побыть с ней дома.

Всю первую неделю Эдит отвечала на бесконечные звонки от руководства шахты, извещавшего ее о ходе расследования. Полиция пришла к мысли, что убийство не было личным, моего отца не выбирали специально. Эдит удовлетворили заверения полицейских, а меня – нет. Я видела, какое лицо было у нашего садовника, когда отец обозвал его “никчемным негритосом, у которого мозгов меньше, чем у мула”, – тот повыдергал хризантемы, приняв их за сорняки. Я не знала, как отец разговаривал с чернокожими на работе, но если так же, как с садовником, то нетрудно понять, что они его ненавидели.

Когда я изложила свои сомнения Эдит, та сказала, что в тот день черные учинили беспорядки в Соуэто и убийства происходили по всей стране, что началась революция.

– Твоим маме с папой ужасно, ужасно не повезло, Робс. Они оказались в плохом месте в плохое время. Полиция изо всех сил старается поймать убийц.

После того как я узнала правду о “Патрульных машинах” и после своего собственного чудовищного опыта с полицией я не слишком верила в способность полицейских найти убийц моих родителей.

– Мы можем поехать туда, где погибли мама с папой?

– Зачем? Хочешь положить цветы?

– Цветы? Нет, я хочу поискать ключи.

– Ключи?

– Да, что-нибудь, оставленное убийцами. Мы найдем улики и поймаем преступников.

Эдит вздохнула:

– Например?

– Например, много чего. Платок с вышитой монограммой, зажигалка с гравировкой, визитная карточка, редкий сигарный пепел или монокль, изготовленный по особому заказу.

– Заяц, ты ведь понимаешь, что мы не в Англии и на дворе не девятнадцатый век?

Но нет, я не понимала ее скептицизма, в книжках сыщики то и дело находили подобные улики, о чем я и сообщила Эдит.

– Робс, люди, которые убили твоих родителей, – почти наверняка нищие, необразованные и не могут позволить себе ни носовых платков, ни сигар, ни моноклей.

– Ага. – Я повертела эту мысль так и сяк. – Но там могут быть отпечатки резиновых сапог очень большого размера или особый сорт нюхательного табака, который употребляют лишь немногие шахтеры.

– Хм, это уже получше, но полиция и так обыскала место преступления.

– Вдруг они что-то упустили? И если ты отвезешь меня туда, я возьму увеличительное стекло…

– Нет, Робин! Это не игра и не то, про что рассказывают по радио или в книжках. Это реальная жизнь. Те люди опасны, а ты – ребенок.

– Но…

– Никаких “но”! Ты это от меня нечасто слышишь, потому что когда я говорю “нет”, то напоминаю себе собственную мать и, если честно, терпеть этого не могу, но, боюсь, тут я должна проявить настойчивость. Предоставим профессионалам искать убийц и ни в коем случае не станем совать нос в это дело. Ты меня поняла?

Я что-то невнятно пробубнила.

– Я спрашиваю, ты меня поняла?

– Да, – вздохнула я. – Я тебя поняла.

Помимо информации о расследовании шахтерское начальство сообщило, что касса взаимопомощи готова организовать похороны и покрыть расходы; Эдит согласилась, что это самое малое, что они могут сделать. Женщина из кассы взаимопомощи, представившаяся как миссис ван дер Вальт, позвонила поздно вечером, чтобы обсудить организацию похорон. Она говорила так громко, что Эдит отвела трубку от уха, и я слышала каждое слово, произнесенное этой женщиной.

– Может быть, начнем с выбора гимнов? Большинство любит “Великую благодать”, но я неравнодушна к “Разрушилось утро”.

– Кит и Джолин не были религиозны, – сказала Эдит, – а сама я агностик. Вы не могли бы вместо гимнов включить “Плач в часовне” Пресли?

Судя по голосу, миссис ван дер Вальт была скандализована.

– Церковь – не место для рок-н-ролла!

– Прошу прощения, но у Пресли много религиозных песен, госпела!

– Ag, это еще хуже рок-н-ролла. Вы же не станете недооценивать зло, заложенное в музыке черно…

Эдит прервала ее:

– Слушайте, не берите в голову. Запустите, что вам больше нравится, что угодно, кроме “Господь пастырь мой”.

Когда Эдит и моя мама были маленькими, у них в доме обретались две служанки, которые щипали и шлепали девочек, если бывали уверены, что это сойдет им с рук. Девиц этих звали Гуднесс и Мерси; Эдит говорила, что каждый божий день она едва не визжала от одной только мысли о них и уверена, что моя мать чувствовала то же самое.

Покончив с музыкой, они перешли к цветам.

– Что вы думаете о желтых розах в церкви? Они выглядят весело, и Джолин их любила, – предложила Эдит.

– Но желтый – не цвет скорби! Я думаю, лучше выбрать белые лилии.

– Не понимаю, зачем вы вообще взяли на себя труд советоваться со мной. – Эдит накручивала провод на указательный палец.

– Я просто пытаюсь помочь, миссис Вон…

– Мисс. Мисс Вон.

Я не слышала, что говорила после этого миссис ван дер Вальт, потому что она понизила голос настолько, что Эдит пришлось снова поднести трубку к уху. Некоторое время она молча слушала, а потом раздраженно воскликнула:

– Разумеется, Робин будет на церемонии. Она же их дочь!

Последовали еще несколько секунд молчания. Судя по поднятым бровям Эдит и глубокой морщине, перерезавшей лоб, услышанное ей не понравилось. Она начала постукивать длинными ногтями по столу, глубоко затянулась сигаретой. Наконец у нее кончилось терпение.

– Мне наплевать на ваше “детям не место на похоронах”. Она дочь убитых, их единственный ребенок, и я не стану – слышите? – не стану мешать ей прощаться с родителями. Бедной девочке и так пришлось пройти через суровое испытание, и не дать ей возможности попрощаться с родителями – дикость. Она будет там, и если честно, вы можете засунуть свои ханжеские возражения прямо в свою толстую голландскую задницу!