Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карлик довольно ухмыльнулся и велел продолжать.
– Джокер – это такая карта, которая может превратиться в любую другую.
Шут сделал сальто и поднял вверх большой палец.
– Ты хочешь, чтобы я превратила тебя в другую карту?
Одобрительный кивок.
– В какую?
Джокер стал водить рукой, как будто пытался что-то написать.
– В Пушкина? – попыталась угадать я, но это явно было далеко от истины. Следующие варианты были не лучше. – Ладно… Попробуем с другой стороны. Для чего нужна эта карта?
Тут вариантов было немного. Или он просто издевается, или хочет помочь, а скорее – поквитаться с фон Вайхсом, что для меня одно и то же.
– Превратиться во что-то, что убьет Короля скелетов?
Шут опять сделал сальто и поднял вверх оба больших пальца.
– Что же это может быть…
Додумать было не суждено. Двери нашего склепа резко отворились. Мертвяки начали спешно отползать от меня. Я спрятала Джокера в рукав. Фон Вайхс подошел и остановился надо мной. Он был очень зол. Его костлявые пальцы сжимали зеленые молнии.
– Где еще одна карта, свинья?! Одной не хватает.
«Думай, Сеня, думай». Я пошевелила губами, всем своим видом показывая, как трудно мне говорить.
– Колода моя, и только моя! – заорал фон Вайхс. – Никто не может отобрать ее! Она принадлежит мне по праву!
Тут меня осенило! Как же он ошибается, этот фашист!
– Стань художником, – прошептала я и вытащила карту.
Джокер с диким смехом вырвался наружу и тут же превратился в смуглого старика с белоснежной вьющейся шевелюрой. Он был изможден, одет в серую линялую робу, но смотрел гордо и с вызовом.
– Колода не твоя, – сказал Янко Бадя.
Китель фон Вайхса порвался, из него стали вылетать карты.
– Моя! Ты сделал ее для меня! – кричал Король скелетов.
Карты замерли в воздухе между двумя хозяевами.
– Ты вор и убийца. У тебя нет никаких прав на мой труд, – спокойно ответил цыган. Тут же за его спиной появились светящиеся призраки худых изможденных людей.
– Ты вор и убийца! – кричали они.
– Нет! – Фон Вайхс начал отступать. – Уходите!
Цепочка на его шее натянулась. В следующее мгновение она лопнула. Карта Короля скелетов вернулась в колоду. Фон Вайхс тут же рассыпался прахом. Стены зашатались. Мертвецы начали охать и засыпать, успокаиваясь навсегда. Янко Бадя взял колоду в руку и улыбнулся мне. В следующее мгновение мы оказались на кладбище в подмосковной Каменке. Я сидела на краю могилы. Влад лежал в ней поверх старого высохшего трупа.
– Вот и все, – сказал цыган. – Прости, что нападал на тебя, пока был Джокером. Такой уж у него характер.
– Это вы простите меня! – воскликнула я, вспомнив слова гадалки. – Не нужно было брать ваши карты.
– В этом не было твоей вины. – Янко Бадя снова улыбнулся. – Благодаря тебе проклятие разрушено и я обрел свободу. Теперь тебе лучше позаботиться о своем друге.
Тут до меня кое-что дошло:
– Так это вы подкинули Надину сумочку в мою прихожую?! А я все гадала, откуда она взялась.
Старый цыган подмигнул мне и растаял в воздухе. Я бросилась к Мише. Он был ранен, но жив.
Это невероятное чувство, когда с тебя сняли проклятие! С той самой секунды, как я попросила прощения у Янко Бадя, все стало происходить самым лучшим образом. Вызвала «Скорую», и она приехала через десять минут вместе с полицией и спасателями! Сказали, что у них как раз проходили учения в соседнем поселке. Влада тут же арестовали. Потом он попал в тюремную больницу из-за проблем с психикой – пытался сам себе отрезать руку. Меня наградили медалью за помощь в поимке особо опасного преступника. Об этом еще целый месяц весь Интернет писал. На следующий день Надя вышла из комы, но ей не стали говорить о том, кем был ее муж. Миша быстро поправился – каким-то чудом нож прошел мимо всех важных органов. Врачи долго удивлялись. Мы с ним встречаемся, и все у нас отлично. В школе, узнав о моих приключениях, стали мной гордиться и делать мне всяческие поблажки. Родители не задавали лишних вопросов, чтобы не травмировать мою нежную психику. Даже Аристарх, пока был в ветеринарке, познакомился с симпатичной британской кошечкой. А что вы знаете о проклятиях?
Бывают места, где не действуют привычные нам законы реальности. Места, живущие по своим собственным, странным и диким законам. Раньше именно там устраивали языческие капища и приносили кровавые жертвы древним богам, на чьих темных, высеченных из дерева лицах не было и следа человеческих чувств.
Сейчас, когда люди, походя опрокинув под ноги старых богов, вырубили леса, осушили болота и построили огромные города, заковав землю в асфальтовый панцирь, таких мест почти не осталось.
И все-таки…
Моя мама – писатель. Думаете, это круто? Вот и ошибаетесь! Во-первых, у нее вечно нет времени на нас с папой, потому что в ее издательстве ждут очередной шедевр. Во-вторых, когда у нее все-таки находится время, получается еще хуже, потому что она берется воспитывать из меня идеального, как в книжках, мальчика – вежливого, до отвращения чистенького и всегда готового пойти в музей, на балет или куда-нибудь в этом роде вместо того, чтобы просто встретиться с друзьями. Уже несладко, правда? Но есть еще в-третьих. И в-третьих… та-да-дам!.. мама пишет романы для девочек. Мои одноклассники находят, что это очень смешно, а девчонки думают, что у нас дома нескончаемый запас этих книг, и не сомневаются, что я должен таскать их пачками.
В общем, в этом нет ничего особо хорошего. Но и особо плохого, если честно, не было тоже. По крайней мере, так обстояли дела до тех пор, пока однажды летом маме не пришла в голову гениальная идея.
– Сережа, – сказала она как-то папе за ужином, когда наша образцовая семья собралась за столом, – я подумала, почему бы нам с Максом не поехать на месяц на природу…
Макс – это я, если вдруг кто не знает. Также для полноты биографической справки сообщу, что мне тринадцать лет, я шатен, достаточно высокий для своего возраста, но, как говорит мама, пока еще слишком тощий. Любимая одежда: летом – футболка, понятно, черная, с кровавой надписью: «Hell On Earth»[4]. Это, кстати, не сатанинский призыв, как в минуты воспитания утверждает мама, а альбом группы Manowar. Крутая группа, между прочим, настоящий тру метал. Но мы сейчас не о ней. Летом кроме футболки я обычно ношу черные джинсы и здоровенные красные ботинки. В остальные времена года к этому прибавляется дутая черная куртка. А если учесть еще тот факт, что мою прическу наша добрая классная называет разоренным вороньим гнездом, то, думаю, вы уже догадались: до маминого идеала мне чуть дальше, чем до Юпитера.