Так вот, сегодня за ужином мама вдруг сообщила нам о своих новых планах.

Мы с папой переглянулись.

Мамины идеи – это что-то с чем-то. То она берется за ремонт. Неделю выбирает обои, придирчиво осмотрев все специализированные магазины во всем большом городе, а потом заявляет: «Вы что, думаете, у меня есть время этим заниматься?» А на робкие папины предложения сделать ремонт без ее участия фыркает: «Представляю, что вы без меня сделаете!», и купленные обои пылятся на шкафу не один год… То решает, что мы с ней непременно должны выучить латынь. Что каждый образованный человек должен знать латынь… Покупает стопку учебников и усаживает меня за их изучение. К счастью, дня на два-три. Дальше учебники спокойно пылятся на шкафу вместе с обоями.

Вот так мы обычно и живем.

Но вернусь к событиям сегодняшним.

– Я уже нашла замечательное место, – сказала мама, разливая по чашкам чай и не замечая офигения наиболее интеллектуальной и продвинутой части семьи. – Тишина, природа! Красота! Максу полезно побыть на свежем воздухе, а заодно хоть на время освободиться от влияния своей дворовой компании. – Тут она бросила на меня пронзающий (кажется, так говорится в ее книжках?..) взгляд. – Ну и я смогу, наконец, спокойно дописать роман.

Мне уже доводилось слышать, что писатели любят творить где-нибудь подальше от дома. Скажем, на побережье теплого моря. Я бы, в целом, не возражал против Турции, Болгарии или Египта. Но моя мама, конечно, проявила оригинальность. Ее «замечательное место», присоветованное одной из многочисленных интернет-подруг, находилось где-то в забытой чертом отечественной глубинке.

– Леночка, – ласково начал папа, – ты же знаешь, я не могу сейчас взять отпуск…

– Ничего, – мама лучезарно улыбнулась, – мы с Максиком и вдвоем справимся. Макс уже достаточно взрослый. Правда, Макс?

Вот они, двойные стандарты взрослых, как говорится, в действии. Если нужно тащиться в какую-то глухомань (в то время как большинство друзей если не за границу, то хоть к морю едут, а мне потом красней перед ними!) – я достаточно взрослый. А если я хочу пойти на рок-концерт, или прийти домой попозже, или даже совершенно безобидно посидеть после полуночи за любимой игрушкой – нельзя, я еще недостаточно вырос.

Однако если мама уже попала под власть своей очередной блестящей идеи, то легче с ней согласиться, чем возражать. Вот я и не возражал – только скорчил кислую мину, по которой мама и сама должна была догадаться, как сильно я мечтаю попасть в ее «замечательное место». Но она, конечно, сделала вид, будто не поняла.

– А может, в Турцию? – предложил папа, словно читая мои мысли. Он обычно поддерживает меня как единственную надежду оппозиции, впрочем, делает это умеренно, избегая кровавых конфликтов. – А потом я, возможно, к вам присоединюсь.

Но если уж мама что решила, она решила.

В общем, на следующий день мы уже паковали чемоданы. А на выходных папа отвез нас на машине. Встать пришлось в самую рань, чтобы выехать из города без пробок. Всю дорогу я слушал в наушниках «Мановаров» и думал о том, какой отстой и скука меня ждут. Положение усугублялось еще и тем, что диски с играми мама выложила из чемодана, заявив, что мне будет полезно, наконец, отвлечься от компьютера, подышать тем самым чистым воздухом (она столько о нем говорила, что я уже начал его всерьез опасаться) и почитать книжки, которыми папа забил половину багажника, впрочем, поглядывая на меня с искренним сочувствием.

Всего восемь часов пути в северном направлении (море, загар – пока, пока… в этом году мы с вами не увидимся!..) – и вот оно счастье, мы прибыли.

Это «замечательное место» оказалось еще хуже, чем я предполагал. Разбитая дорога, на которой отродясь не было асфальта, зато имелись огромные колеи и даже целые участки, покрытые песком. Проезжая их, папа понижал скорость до улиточной и тихо ругался под нос… Старая деревня в одну улицу с высокими, потемневшими от времени деревянными домами, часть которых давным-давно пустовала. Их крыши обвалились, а стены сложились, как в карточном домике… И ни единого признака цивилизации. На улице вообще никого не было, кроме толстой тетки в пестром платке.

– Э-э-э… – Папа, разделяя мое недоумение, с сомнением огляделся по сторонам.

– Великолепное место! – чувствуя наши сомнения, пошла в атаку мама. – А какая экология!..

Признаки этой экологии настойчиво зудели у меня под ухом, а одного из них, уже отведавшего крови, я прихлопнул на своей щеке.

Папе оставалось только вытащить наши вещи из багажника, пока мама разговаривала с той самой теткой в платке, которая передала нам ключи, велела чувствовать себя как дома и приезжать к ней за озеро, на другой конец деревни, если что-то вдруг потребуется.

В общем, мы обосновались в одном из старых домов с чудовищно скрипящими полами, обшарпанной мебелью и всякой фигней типа плетеных половичков и вязаных салфеточек, от которой мама приходила в абсолютно дикий, с точки зрения нормального человека, восторг. Ей вообще здесь очень понравилось. «Всегда мечтала жить в старом доме! – говорила она. – Только посмотри, Макс, все это сделано руками! Ну что ты куксишься? Знаешь, сколько сейчас хэндмейд стоит?»

Все это было не очень интересно.

Чтобы скоротать время, я отправился осмотреться. И тут меня поджидал большой сюрприз. Прямо за нашим домом лежал заброшенный сад, весь заросший бурьяном и покосившимися замшелыми яблонями, на которых и яблоки-то уже не росли, а если где и попадались, то все червивые… А за садом находилась ржавая (по местному обычаю) ограда, за которой виднелись сиротливо торчащие кресты. Самое что ни на есть настоящее кладбище. В двух шагах от дома! Замечательное место, что уж говорить.

От нечего делать я перебрался через ограду, умудрившись при этом разодрать штаны и оцарапаться (хорошо, что рядом нет мамы, вот было бы разговоров про столбняк и прочие ужасы!). Прилично, кстати, оцарапался – пришлось найти подорожник и приложить к ранке.

Тут-то и появился страшный старик. Высокий, сутулый, с длинными, словно присыпанными пеплом, грязно-седыми волосами и каким-то нездорово желтым, сморщенным, как сдувшийся мяч, лицом. Его левый глаз был затянут отвратительным бельмом и, очевидно, не видел, а щеку искорежили глубокие старые рубцы, изменившие рельеф лица, как катаклизмы меняют долину реки. Из-за этих рубцов лицо незнакомца стало асимметричным, а рот казался искривленным в косой недоброй усмешке. В общем, ужас! Приснится такой ночью – сто процентов проснешься с воплем.

Одет старик был в странное рубище, возможно, сделанное из мешковины, все грязное и залатанное, такие же штаны и разношенные сандалии. В довершение он сильно хромал на левую ногу.

Это чудище приближалось, и у меня возникло естественное желание бежать отсюда сломя голову, но я ему не поддался: у нас во дворе не уважают трусов.

Старик остановился в нескольких шагах от меня, и его единственный глаз уставился мне в лицо с яростью.