этого же, 1829 года, по многократным просьбам Варвары Тихоновны, Миницкий сам обратился к Бенкендорфу с предложением облегчить участь Ганнибала. В своем предложении он сослался на положительный отзыв об узнике настоятеля монастыря Досифея. Но Бенкендорф снова, не извещая царя, по своей воле отказал просителям.

В 1830 году за служебные злоупотребления Миницкий был смещен, и генерал-губернатором огромного северного края был назначен адмирал Роман Романович Галл, который оставил по себе добрую память на Беломорье. Свои душевные качества адмирал показал в первые же дни назначения. Еще в Петербурге он принял Варвару Тихоновну, выслушал ее, принял от нее посылку мужу.

По приезде в Архангельск он отправил посылку на Соловки Ганнибалу и запросил у архимандрита Досифея его суждения об этом узнике. Суждения были добрые, но обращает внимание приписка Досифея: «Хотя Ганнибал рекомендацию оную и заслужил постоянным своим поведением, но живущие у нас делаются хорошими и поневоле за неимением средств к поведению противнику сему, а как будет жить в мирском быту, если бы получили свободу, заверять о таковой их будущности, я не могу».

А Варвара Тихоновна продолжала демонстрировать свою решительность. 20 апреля 1830 года, во время парада войск у Михайловского замка, она пробилась к дежурному генералу Голицыну и подала прошение на имя императора о помиловании мужа. Но в это время начались волнения в Варшаве, открылась эпидемия холеры, и прошение лежало без ответа.

Варвара Тихоновна не падает духом. Она избирает другой путь — просит Галла, чтобы он уговорил Досифея самому просить освобождения ее мужа, дав ему хорошую аттестацию. Однако игумен, несмотря на просьбу самого генерал-губернатора, не решился на это, ибо считал себя не вправе выдавать какие-либо бумаги без запроса.

Следует сказать, что политические мотивы осуждения Ганнибала не упоминались нигде, о них, вероятно, даже не было известно соловецким монахам-тюремщикам. Осторожный Досифей никогда бы не отозвался положительно о политическом узнике. А потому и в архивах Соловецкой тюрьмы это дело значилось как «Дело № 1.171. О подполковнике Ганнибале. За буйство и дерзость 1827 г.»{42}.

В июне 1832 года Варвара Тихоновна снова подает ходатайство Бенкендорфу. На этот раз он запросил мнение военного губернатора. Р. Р. Галл, в свою очередь, тоже официально запросил Досифея, и тот 9 августа прислал пространную петицию о добром поведении заключенного, которая завершалась словами: «Посему долгом почитаю со своей стороны присовокупить мое мнение, что он, Ганнибал, по старости лет и за заключенное более пяти лет наказание, заслуживает всемилостивейшего прощения и жить в семейственном фамильном кругу семьи». Галл от себя добавил согласие с этим мнением.

27 сентября 1832 года Николай I «не изъявив соизволение на совершенное прощение подполковника Ганнибала, всемилостивейше дозволил назначить ему место жительства ближе сюда».

27 октября одним из последних судов навигации того года Ганнибал был доставлен в Архангельск. Здесь начались уточнения — где ему дальше жить, ибо Николай запретил его присутствие в Петербурге, где он жил до ареста и где жила Варвара Тихоновна. Павел Исаакович выразил готовность жить вблизи столицы, в маленьком городишке Луга, куда и выехал свободно «без всякого надзора в пути» 16 февраля 1833 года. По приезде к месту жительства П. И. Ганнибал послал подробное письмо Бенкендорфу, в котором описал все свои злоключения, малые причины к их возникновению и выразил полное свое верноподданство. Это письмо опубликовал Б. Л. Модзалевский в историческом журнале «Дела и дни» в 1920 году. И публикацию завершил словами: «Не можем не отметить грамотности этого письма, столь редкой в то время, равно как и известной его «литературности»{43}.

Павел Исаакович Ганнибал скончался в Луге в 1841 году. Варвара Тихоновна пережила его на четверть века.

Мы не имеем прямого подтверждения, но не сомневаемся, что Пушкин знал о злоключениях своего дяди, которого он любил и уважал. Известный исследователь окружения А. С. Пушкина Л. А. Черейский предполагает знакомство поэта с Варварой Тихоновной. То, что Ганнибал был на Соловках, — было известно родным узника и в Петербурге, и в псковских деревнях Ганнибалов. А Пушкин был хорошо знаком с братом соловецкого узника Семеном Исааковичем, который, вероятно, не оставил без внимания исчезновение брата. И, вероятно, Прасковья Александровна Осипова-Вульф знала об этой истории, ибо ее сестра Елизавета Александровна была замужем за Яковом Исааковичем Ганнибалом, другим братом узника{44}.

«…И УМЕРШИЙ В СОЛОВЕЦКОМ МОНАСТЫРЕ»

Девятнадцатого мая 1827 года Пушкин впервые после ссылки отправляется в Петербург. Этому предшествовало разрешение царя. «Его величество, соизволяя на прибытие ваше в С.-Петербург, высочайше отозваться изволял, что не сомневается в том, что данное русским дворянином государю своему честное слово вести себя благородно и пристойно будет в полном смысле сдержано», — читаем мы в письме Бенкендорфа поэту от 3 мая 1827 года.

Жизнь поэта в северной столице, как и в Москве, протекала под неусыпным контролем со стороны властей. Его недельные поездки в Михайловское, в Тверской край, в Москву — только с разрешения Бенкендорфа и под тайным надзором. В эти годы после ссылки Пушкин испытывал два унизительных и весьма напряженных следствия по поводу его «Андрея Шенье» и «Гаврилиады», которые грозили ему новой «немилостью».

В 1828 году, когда началась новая война России с Турцией, Пушкин просил у Бенкендорфа позволения определиться в действующую армию. Но ему отказали, ибо, как полагал великий князь Константин Павлович, Пушкин не имел «другой цели, как найти новое поприще для распространения своих безнравственных принципов, которые доставили бы… множество последователей среди молодых офицеров»{45}.

И все же поездка в действующую армию состоялась. Без должного разрешения Пушкин в начале мая 1829 года выехал из Москвы в Тифлис и пробыл в этой поездке до сентября. Следом сразу же последовало распоряжение о секретном надзоре за ним.