И я начал как бы невзначай всем говорить, что, наверное, останусь в Учарале до сессии и бескорыстно подниму им самодеятельность так, что Алма-Ата вздрогнет. Что то-то и то-то сделаем, там-то и там-то блистать будем… Вроде бы усыпил бдительность! Асам втихаря купил билет на самолёт, и незадолго до отлёта взял у одного почитателя моего таланта велосипед, и помчался на аэродром.

И тут мне явилось фантастическое, доброе прощальное видение, какое только в кино бывает. Нечто белое, ажурное и прекрасное стояло на обочине дороги и махало мне рукой. Боже мой! Да это же Оленька! В своём умопомрачительном самом лучшем почти детско-кукольном праздничном платье. Я же за суматохой совсем о ней забыл!

Ах, Оленька! Ах, ласточка моя! Как же тебя, милая, твоя первая любовь сразила!

Расцеловал я её, пообещал вечером прийти и покатил дальше.

Обернулся, а она стоит и плачет…

Метров двести не доехал до здания аэропорта, как переднее колесо тренькнуло и отпало.

Я встаю и диву даюсь – весь велосипед рассыпался! Колёса отдельно, педали отдельно, седло отдельно…

Даже руль вывалился!

Как такое может быть?

Прямо мистика какая-то!..

И тут от здания мотоцикл «Урал» с коляской отъезжает.

Я все части велосипеда в коляску скинул, адрес назвал и бегом к зданию.

А там задержка рейса!

Боже мой! Сейчас же все кредиторы и хозяин велосипеда прибегут! Здесь же почти рядом! Они же как раз сегодня собрались, чтобы со мной рассчитаться!..

Наконец объявили посадку и мы взлетели.

И тут я увидел, как бегут внизу по полю под крылом «кукурузника» мои коллеги и почитатели. Да ещё и у некоторых в руках дубинки.

– Деревня! Дубинки-то зачем?! Что я, Геракл что ли?..

Человек предполагает, а Бог располагает! Только собрался в Москву на сессию, а тут родитель слёг. И довольно серьёзно. Где-то к зиме ему полегчало, но время уже ушло, и когда я позвонил, мне сказали, что раньше нужно было думать. Что за неявку я уже отчислен и документы высланы. Если бы позвонил раньше, то дали бы академический отпуск, а так…

Ну что делать? Карьере московской звезды каюк, а жить-то надо. Подумал, я подумал и устроился в костно-туберкулёзный санаторий массажистом.

То есть – какой я массажист? Тоненький, лёгонький! Ручки – плёточки, ножки – спичечки! Но нужны были массажисты. Поэтому мне один бугай показал приёмы – и вперёд! Люди там годами лежали в гипсовых корсетах, и им надо было регулярно разминать затёкшие про лежневые телеса.

И пошла работа! Раз-два, раз-два, раз-два!..

Но долго физкультурить не пришлось. Где-то через пару месяцев направили меня по разнарядке как молодого неженатого в двухмесячную командировку в Баканаский район. На центральную усадьбу совхоза Бала-Топар, а оттуда сразу в отгон.

Ура-а! Наконец-то я попал, в самую что ни на есть, казахскую глубинку. Причём, самым естественным путём! И это не ирония – я действительно обрадовался несказанно. Сбылась мечта столичной штучки!

Мда-а!..

Барханы, барханы – и вдруг глиняные полуземлянки и одно или два дерева.

Жуть, а люди там живут!

И название у этого отгона – «Кара-Бек» (Чёрный бай).

Землянки, значит, землянки… Нет, не все! Были там два деревянных финских домика. Совхоз поставил. Один – фельдшерский пункт, а другой – вилла управляющего. Но он-то на своей вилле жил, а я жил и вёл приём в глинянке санитарки при этом пункте. Дров для отопления пункта не было! Хорошо, что она лекарства перенесла к себе домой, а то и лечить было бы нечем. Её привёз после войны муж откуда-то из покорённой Европы. Соблазнил баснями о восточных базарах и дворцах – и сюда!

Интересная женщина! Хохотушка! Когда такая птичка, как я, залетала, она была санитаркой, а никого не присылали – лечила сама. Не всё, конечно, но кое в чём разбиралась получше меня. Сюда ведь засылали фельдшеров как сменные экипажи на космическую станцию. Глухомань! Но с электричеством от старого дизеля. По капризу вечно пьяного Васьки Прощай (символическая фамилия!). То есть практически – никогда! Он хоть и был единственным русским, но я с ним почти не общался. Такой тип… Ну, ссыльный бандит! С мозгами с рюмку и с горящими во тьме жёлтыми глазами. Волк! Натуральный!

Днём я принимал больных, а переводчиком была та же, угнанная когда-то немцами в Германию, татарочка-санитарочка. Никто по-русски ни шпрехал, ни спикал! С ней я ездил на лошадях да повозках к чабанам на зимовки с профилактическим осмотром.

Ну, доложу я вам!..

Совхоз понаставил сборных финских домиков и чабанам, но они в них зимой тоже не жили. Холодно! А дров в пустыне не особенно… Жили под землёй. Идёшь по выбитым в земле ступенькам вниз, открываешь сплетённую из веток дверь – и ты в "тронном зале". Громадное такое пространство! Два или три ошкуренных дерева потолок земляной подпирают, а в центре – огромный чугунный котёл. И по стенам кошма, ковры… Мне говорили, что при сильных морозах туда и скот загоняют. И это ещё царская обстановка! Видел и без кошмы и ковров "тронные залы".

Средневековье, антисанитария и авитаминоз! И у всех, кто старше сорока "Бас аурады!" (голова болит!). Давление меряю – сто с гаком на двести пятьдесят. Я вначале в панику ударялся, но муж санитарки быстро меня успокоил:

– От водки это! От опилочной!

И действительно – глушат её без конца. Бешбармак с водкой, каурдак с водкой, лапша с водкой – всё и везде с водкой. Она им и театр, и кино, и санаторий на берегу океана.

И – многожёнство! Причём, похоже, не от похоти и прихоти, а от ситуации. Там такой объём всяческих рутинных работ, что меньше чем трём жёнам с ними не справиться. А для конспирации они их всех представляют после первой тётками, сёстрами, а когда и просто дальними родственницами. У одного старика я таких родственниц насчитал что-то около семи, а самая молодая – совсем ребёнок, помирала вся в отёках у котла в подземелье. Надо было срочно её госпитализировать, но хозяин не дал.

– Делай укол и уезжай! – сказал он мне.

Ну, я начал объяснять ему ситуацию, потом что-то кричать, но он принёс ружьё и под его дулом я сделал укол и уехал. Прямо на центральную усадьбу совхоза скандал поднимать.

Два дня никто не хотел морочить себе голову какой-то проданной замуж в рабство безымянной девчушкой. То того нет, то другого, то машина на ремонте.

Наконец, весь вымотанный, я приехал на «газике» с милиционером, но девочку уже похоронили. Санитарочка намекала мне на то, что дело это дохлое, но я же не мог представить себе, что настолько! А милиционер на меня же и хотел дело завести. Пугал, конечно, чтобы я дальше не рыпался.

Расстроился я страшно. Зачем я нужен, если бараны здесь дороже, чем люди? Совсем скучно мне стало после этого случая. Бессмысленно! И где-то к концу командировки тот, кто тащит меня по этой жизни, решил продвинуть дальше.