когда печаль о тех, кого он оставил в палатах, а иногда и в морге, так прихватывала его, что он не мог даже говорить по возвращении домой. Тогда он шел в свой кабинет в самой дальней части квартиры – в комнату, которая должна была принадлежать, как они надеялись, их второму ребенку, – и оставался там, вне семьи, пока не выходил из этого ужасного состояния.

Как-то раз, в ту самую осень, когда они познакомились, Грейс приехала к нему в больницу (Джонатан уже был интерном) и увидела, как он обнимает пожилую женщину, сотрясаемую горестными рыданиями. Сын этой женщины, мужчина средних лет с синдромом Дауна, умирал в этой больнице от врожденного порока сердца. Эта смерть была ожидаема с самого момента его рождения, но женщина все равно безутешно рыдала. Грейс приехала за несколько минут до того, как должно было закончиться тридцатишестичасовое дежурство Джонатана. Но теперь, стоя в конце коридора и наблюдая эту сцену, она испытывала чувство стыда, будто само ее присутствие пачкало эти чистейшие человеческие отношения.

В то время она сама уже училась на последнем курсе и считалась образцовой студенткой, достойный врач-практик в ближайшем будущем, специалист по психотерапии. И все же, и все же… то, что она увидела в конце длинного больничного коридора, подействовало как сокрушительный звуковой удар. Сила и мощь происходящего… никто не предупреждал ее о чем-то подобном, когда на семинарах она изучала фрейдовскую Дору из «Фрагмента анализа истерии». Не говорили ей об этом и на замечательном курсе по патопсихологии на первом году обучения. Чего только они там не проходили – были и шестеренки, и зубчатые колесики, и мышки в лабиринте, всевозможные теории, испытания лекарств и самые разные методы терапии: примитивные формы, антипатия, искусство и музыка, и долгие нудные беседы. Но вот это… Происходящее стало для нее невыносимым, хотя ее это совсем даже не касалось.

Истина заключалась в том, что Джонатан находил страдальцев повсюду. Или, если быть более точным, страдальцы сами находили его, как будто просто прятались или дремали в ожидании подходящей души, чтобы прицепиться к ней. Он подбирал грусть и печаль совершенно незнакомых людей и выслушивал исповеди провинившихся. Таксисты раскрывали ему все свои тайные переживания. Оказавшись на первом этаже их дома, он не мог пройти мимо консьержа, не выслушав его неутешительные новости о парализованном племяннике или родителе, постепенно впадающем в слабоумие. Он не мог спокойно поесть в их любимом итальянском ресторанчике, не расспросив хозяина, как переносит новое лекарство его дочь, страдающая фиброзно-кистозной болезнью. Такие беседы обычно заканчивались полным унынием, не меньше. Когда они оставались только втроем, Джонатан был бодрым и жизнерадостным, и это была одна из причин, по которой Грейс охраняла семью от постороннего вмешательства, причем достаточно успешно. И все же эти посторонние люди, казалось, не могли отказать себе в возможности воспользоваться его добротой и участием.

Видимо, в конце концов все это привело к тому, что, несмотря на все профессиональные страдания, Джонатан, казалось, в отличие от остальных перестал бояться боли. Наоборот, с ходу ввинчивался в ее водоворот, уверенный в том, что не отступит, пока не разгромит противника. Похоже, ему всегда это удавалось – победить с первого же легкого удара. За это Грейс любила мужа, восхищалась им, хотя и полагала, что такое положение дел истощает и ее силы. А иногда ситуация начинала ее беспокоить. Видимо, все же рак должен был когда-нибудь одолеть его. Боль и переживания, которые испытывали пациенты Джонатана во время борьбы с болезнью, и нескончаемое разноликое проявление печали и горя, сопровождающее этот процесс, – все это никогда, ни на йоту не ослабеет. И от этого ее муж становился таким ранимым и чувствительным. Сколько раз Грейс пыталась все это объяснить Джонатану! Ведь его чрезмерная вежливость, тонувшая в бесцеремонности окружающих людей, могла сильно навредить ему. Вот только он отказывался это понимать. Похоже, Джонатан был лучшего мнения о людях, чем его супруга.

Глава пятая

Доступ к сути вещей

Как только Грейс вышла из лифта и очутилась в заполненном гостями фойе апартаментов Спенсеров, ей стало ясно, что главной темой вечера стало отсутствие здесь самих хозяев. В частности, Салли все еще заметно трясло от столь неожиданных новостей. Мало того что Спенсеры не встречали прибывающих на мероприятие гостей до его начала, теперь еще выяснилось, что они вообще вряд ли появятся. Джонас, как им доложили, находился в Китае, но это было еще не так вопиюще, потому что место пребывания Цуки на данный момент было вообще неизвестно. Возможно, она отдыхала на другом конце города в своих владениях в Хэмптонсе. Она могла находиться даже где-то здесь, в своих необъятных апартаментах. Вот и все, что удалось разузнать членам комитета, но это уже не имело никакого значения. Главное, Цуки не было там, где они предполагали ее увидеть, а именно вместе с такими же родителями в жилище Спенсеров.

Салли была раздражена до предела, и ее состояние можно было назвать почти комичным – настолько усердно, но не очень успешно она пыталась сохранить видимость веселости и благодарности за прием перед обслуживающим персоналом семейства Спенсеров.

Пока Грейс сидела за своим небольшим столом в вестибюле, только один прибывший гость напрямую спросил ее, пришли ли уже сами Спенсеры и находятся ли они наверху.

– Я думаю, он сейчас в Азии, – ответила она с легким налетом неопределенности. Ей показалось, что Салли ожидала бы от нее именно такой реакции. Но теперь стало очевидно, что Салли этого совсем не хотела. Похоже, она решила, что гостей следует немедленно поставить в известность о положении вещей.

Грейс наблюдала за происходящим в фойе с бокалом шампанского в руке, которое с искренней признательностью приняла у принесшей вино Сильвии. Салли оживленно порхала от одной группы гостей к другой, одаряя своим вниманием каждого, словно несчастная колибри, в одиночку опыляющая весь сад и оставляющая за собой явный шлейф паники. Грейс и Сильвия угощались шампанским и следили за ее передвижениями.

Чуть раньше они уже пытались успокоить Салли, напомнив ей, что жилище Спенсеров было умопомрачительно огромным и достойным сравнения с музеем по количеству произведений искусства. И даже если это не служило извинением и гости были огорчены, обнаружив, что сам хозяин, титан мирового значения в области СМИ, отсутствует, они по крайней мере могут получить удовольствие, пируя на таком обширном пространстве. А титанам СМИ мирового значения вполне простительно находиться сейчас в более важном месте, нежели вечеринка по сбору денег для