чем хотелось бы. И звенья цепочек, и драгоценные камни. Одним словом, все они как бы недвусмысленно своим видом кричали: «Посмотри на меня». И то, что отец выбирал именно такие вещи для утонченной во всем матери, казалось Грейс в чем-то даже довольно милым. Отец ровным счетом ничего не смыслил в украшениях, а потому, заходя в ювелирный магазин, чтобы купить жене подарок, сразу становился легкой добычей продавца, убеждающего его в том, что «чем больше, тем лучше». Такими подарками человек как бы хочет сказать: «Я люблю тебя», – а одаряемая, понимая все, отвечает ему: «Я знаю».

Тук-тук-тук… Грейс продолжала постукивать ноготком по столешнице. По случаю сегодняшнего мероприятия она сделала маникюр. Не в силах больше терпеть, Грейс сняла клипсы и положила их в свою вечернюю сумочку. Потом с облегчением потерла мочки ушей и внимательно осмотрела пустой вестибюль, словно это могло каким-то образом ускорить события. Прошло двадцать минут, но ни один гость больше не появлялся. На столе оставались только пять несчастных невостребованных карточек с именами приглашенных. Не явились только Джонатан и еще две супружеские пары, которых Грейс не знала.

Все остальные уже находились наверху, включая членов комитета, директора школы и большую группу гостей, с которыми он приехал с предшествующей аукциону вечеринки «Коктейль с директором школы». (Это мероприятие проходило в том самом доме, где Линси, любительница дорогущих дизайнерских сумочек «Биркин», сказала Грейс, что консьерж вызовет ей такси.)

Грейс даже видела, как мимо ее стола прошла Малага Альвес, правда, не останавливаясь. Впрочем, это было даже лучше, потому что именную бирку для нее не подготовили.

Грейс не удивлялась и не расстраивалась из-за того, что Джонатан до сих пор не появился. Два дня назад умер его восьмилетний пациент. Это было ужасно и очень тяжело, и такие события с годами практики не становились ничуточки легче. Родители больного были ортодоксальными евреями, поэтому похороны устроили очень быстро, почти сразу, и Джонатан на них присутствовал. А сегодня днем он опять отправился в Бруклин, чтобы нанести визит родителям умершего в знак памяти об усопшем. И там он пробудет столько, сколько потребуется, а потом приедет сюда. Вот и все.

Грейс не знала имени этого ребенка. Она даже не могла сказать, мальчик это был или девочка. Когда муж рассказал ей о своем пациенте, Грейс с благодарностью подумала о барьере, воздвигнутом между жизнью Джонатана в семье и жизнью в больнице, который они оба сохранили или старались сохранить. Именно благодаря этому шаткому барьеру умерший ребенок был всего лишь пациентом, правда, восьмилетним, и одно это уже было плохо. Но насколько же хуже все могло стать, если бы она знала о нем больше…

– Мне так жаль его, – сочувственно произнесла Грейс, когда Джонатан сообщил ей о своем визите к родителям пациента, из-за чего, по всей вероятности, ему придется опоздать.

И тогда Джонатан ответил:

– Мне тоже. Ненавижу рак.

В тот момент она почти улыбнулась. Он произносил эти слова очень часто, из года в год, словно выражал свое мнение по поводу какого-то пустяка, как будто между прочим. Впервые эти слова она услышала от него в Бостоне много лет назад, в его комнате в медицинской школе. Хотя тогда они прозвучали как боевой клич.

Джонатан Сакс, который вскоре должен был стать интерном, а потом педиатром-онкологом, специализирующимся на раковых опухолях, ненавидел рак. Поэтому, рак, берегись! Дни рака сочтены! Рак предупрежден, и наказание неминуемо!

Сегодня от былой бравады не осталось и следа. Но он ненавидел рак даже больше, чем тогда, когда был еще студентом, и эта ненависть росла с каждым потерянным пациентом, день ото дня все больше и сильнее. Но раку было ровным счетом наплевать на его чувства.

Грейс не хотелось напоминать мужу о мероприятии по сбору денег для школы. Не хотелось отвлекать его от боли за ребенка и от страха его родителей. Но она должна была это сделать. Все же это сбор денег. И школа. И Спенсеры. Три квартиры, объединенные в одну в роскошном городском доме, о котором она рассказала мужу несколько недель назад. Джонатан помнил все, но ему приходилось столько держать в голове, что порой не так-то просто было достучаться до его разума. Как будто заказываешь внимание заранее, как книгу в городской библиотеке. Это зачастую требовало определенного времени.

– Грейс, – сказал тогда Джонатан, – надеюсь, тебе не придется тратить на это впустую столько времени. Неужели нельзя поручить сбор денег неработающим женщинам? У тебя есть более важные дела, чем собирать деньги для частной школы.

Но разговор тогда шел именно об участии, как она коротко и резко заявила в ответ. И он сам это понимал. Они были не настолько богаты, чтобы спокойно объяснить свой отказ от участия в данном мероприятии. И это он тоже понимал.

Подобные проблемы, разумеется, возникали и раньше. При долгом браке все уже было раньше и продолжало повторяться, и в близких отношениях проявлялось не только тепло, но и некоторая прохлада. Естественно, они не могли всегда и во всем соглашаться друг с другом.

Он просто… приедет сюда, когда приедет. А если кому-то захочется узнать, почему его здесь нет, она с радостью их просветит. Да потому что у него слишком много других дел и не хватает времени на болезненное любопытство посторонних, чем же он все-таки зарабатывает на жизнь.

У Джонатана была одна особенность, понять которую, кроме самой Грейс, не сумел никто. Если пробить тонкую оболочку приветливого и любезного джентльмена, можно было сразу же наткнуться на сурового мужчину, закаленного постоянным контактом с человеческими страданиями. Непосредственность Джонатана и спокойное отношение к таким серьезным проблемам, как рак и смерть ребенка, вселяли мужество во всех, кто с ним разговаривал. Но если собеседники начинали вникать в подробности этих страшных проблем, вопросы, как правило, звучали почти с обвинительными нотками в адрес Джонатана.

Как вы можете этим заниматься? Как выдерживаете все это, видя, как страдает ребенок? Разве не ужасно, что ребенок, которого вы лечили, все равно умирает? Что же такого должно было произойти в вашей жизни, чтобы вы выбрали именно эту специальность?

Иногда Джонатан честно пытался отвечать на подобные вопросы, но только это не помогало. Несмотря на то, что любопытным было просто интересно узнать о некоторых подробностях его работы, большинство из них никогда не смогли бы даже просто находиться в той обстановке, в которой приходилось работать Джонатану. Как правило, собеседник быстро уходил в сторонку, чтобы подыскать себе новую жертву для расспросов, но только с более оптимистической