— Верно. Если это учесть, то уже трудно сказать, что ты ведешь себя мило с этими девицами.

— Даже бездушно.

— Немного, — согласилась Харриет. — Но ты такой не всегда. Ты оплатил счета Берил за операцию.

— У нее были проблемы с бедром, и это мешало ее работе. А Берил убирает офис так, как мне нравится.

— Ага, и поэтому ты оплатил ее пребывание в лучшей клинике, а также поездку на отдых для полного восстановления.

— Я хотел, чтобы она была в хорошей форме.

— Ты дал денег тому парню из бухгалтерии, чтобы он свозил своих детей в Диснейленд.

— Да, — мрачно ответил Деанджело. — Потому что годом ранее они потеряли свою маму.

— Это было мило с твоей стороны.

— А может, таким образом я пытаюсь заглушить голос собственной совести? То, что я дарю людям подарки, еще не делает меня милым, Харриет. Поступать так очень легко.

— Но непросто сделать правильный выбор. Папа любил маму, и хотя по сравнению с тобой он был не так уж богат, но, по меркам обычных людей, он действительно мог считаться обеспеченным человеком. Однако он ни разу не угадал с подарком: купил маме роскошный кабриолет, а она предпочла бы старинный автомобиль, преподнес ей бриллиантовое колье, а ей нравились бусы в стиле ар‑деко. Папа этого так и не понял. Но зато ты интуитивно понимаешь, какой подарок будет желанным. Взять хотя бы тот абонемент в библиотеку, который ты приобрел для меня. Это был прекрасный подарок!

Деанджело вздохнул.

— В свободное время ты всегда утыкалась носом в книгу. И я знал, что дома тебе негде держать большое количество литературы, — ты всегда говорила, что у тебя там очень мало места. Вот я и подумал, что тебе, вероятно, захочется проводить выходные в библиотеке.

— Да, все верно! И теперь я постоянно там бываю!

— Но тут нет никакого чуда. Обычная наблюдательность.

Деанджело не знал, почему пытается преуменьшить значимость своего подарка. Он не собирался признаваться Харриет в том, сколько времени потратил, пытаясь найти для нее что‑то особенное. Ей не стоит знать, как приятно ему было подарить ей то, что, как он знал, сделает ее по‑настоящему счастливой.

— Но факт остается фактом, — продолжала настаивать она, озадаченно наморщив лоб. — Я понятия не имела, что этот абонемент — лучший подарок для меня, пока его не получила. То же самое с тем пальто. Как, черт возьми, ты нашел такое, которое подошло мне настолько идеально?

— Твое старое пальто уже выцвело, и ты в нем постоянно мерзла.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что я знаю тебя, Харриет Фэйрчайлд. Я обращаю на тебя внимание.

Едва эти слова вырвались у Деанджело, он тут же пожалел об этом. Харриет внезапно побледнела.

— Ты обращаешь на меня внимание? Что ты хочешь этим сказать?

Деанджело попытался сдать назад.

— Ну, ты работаешь на меня уже три года. Конечно, я тебя замечаю. Если бы и тебе понадобилась операция на бедре, я бы тоже помог.

— Приятно это слышать, — сухо сказала Харриет. — Но твои подарки: абонемент, пальто, билеты на балет… Как ты узнал, что мама водила меня на «Щелкунчика» каждое Рождество?

— Разве не каждая мать на Рождество водит своих детей на этот балет?

— Нет! Твои подарки — лучшие из всех, которые я когда‑либо получала. И они сделаны не из соображений практичности…

— Неправда! В своем старом пальто ты могла простудиться.

— А что насчет библиотечного абонемента?

— Каждому необходимо немного личного пространства. Уж мне ли об этом не знать! Когда я был подростком, мне приходилось жить в маленьком домике с десятью родственниками.

— А билеты?

— Ты заслуживаешь счастья.

И снова эта фраза вырвалась у Деанджело сама собой. Харриет замерла, словно переваривая услышанное.

— Ты была мне отличным ассистентом, а потому заслужила награду. — Деанджело показалось, что стены вокруг него сжимаются от этих слов, сказанных бесстрастным тоном.

— И причина лишь в этом?

— Да. Я ведь говорил: ты зря считаешь, что я мил с людьми.

Ответ Харриет прозвучал так тихо, что Деанджело едва его расслышал.

— Знаешь, что мне непонятно? Почему ты настоял на том, чтобы я сопровождала тебя в этой поездке. Тебе тут почти не нужна помощь ассистента. Достаточно было бы нанять любую толковую секретаршу. А любая сносная актриса могла бы притвориться твоей женой.

— Мне нужен был кто‑то, кому я мог бы доверять.

— И еще одно. Почему ты так стараешься оттолкнуть меня? Пытаешься доказать, что тебе плевать на окружающих, когда каждый твой жест говорит о том, что ты обращаешь на меня внимание.

Теперь пришла очередь Деанджело замереть. Только сейчас он осознал, что забыл об осторожности, и в стенах, окружающих его сердце, появилась брешь. Почему? Да потому, что Деанджело хотелось, чтобы Харриет разглядела в себе ту, какой видел ее он, прекратила себя принижать, поверила в себя.

У него есть все, чего только можно пожелать, и при этом он бесконечно одинок, потому что боится впустить в свою жизнь кого‑то, не заслуживающего доверия. Он не доверяет самому себе, чтобы не подвести людей. Ведь даже сейчас он повел себя не лучше, чем когда‑то его отец, который соблазнил свою экономку и оставил ее ни с чем. Деанджело тоже затащил в постель свою помощницу, хотя понимал, что поступает неправильно. Но еще он знал, что не имеет права лишить ее вновь обретенной уверенности в себе, — это было бы куда худшим поступком, чем тот, который совершил его отец. Нужно быть честным с Харриет — и это пугало больше всего.

Деанджело отвел взгляд в сторону и признался:

— Мне нужно было, чтобы именно ты сыграла мою невесту, потому что больше ни с кем это не выглядело бы настолько естественно. Я купил тебе пальто, потому что увидел его и подумал, что оно будет тебе к лицу. Я купил билеты на балет, потому что всегда внимательно тебя слушаю, когда ты говоришь со мной, и однажды ты упомянула об этом премьерном спектакле и о том, что «Щелкунчик» всегда вызывает у тебя воспоминания о маме.

Харриет молча сжала его руку и положила голову ему на плечо.

А он продолжал, уже не в силах остановиться:

— Мне нравилось, как ты улыбаешься и желаешь мне доброго утра. Я чувствовал, что это — не пустая формальность, а искренние слова. Я видел, как ты терпеливо выслушиваешь по телефону своих друзей и даешь им советы, как по три раза в день звонишь отцу, как с головой погружаешься в чтение, но всегда ставишь работу на первое место. Я замечал, что ты ни у кого ничего не просишь, но щедро отдаешь. И я подумал, что пора тебе подумать и о себе. Мне хотелось увидеть твою улыбку. Она у тебя очень красивая.