тем более для председателя районного суда? Странно все это. Я посмотрела на часы и поняла, что мне нужно ехать к отцу, может, он что-то мне прояснит. Однако мне не хотелось говорить о своих находках до тех пор, пока я сама не изучила документы и не дала им какую-то оценку. Остался открытым вопрос: каким образом Стас мог связаться со своим убийцей? Или тот с ним. В квартире не было ни ноутбука, ни законспирированного телефона, о котором никто не знал, ничего, что могло бы помочь понять, какой связью они воспользовались. Отсюда вопрос: приблизилась ли я хоть на шаг к пониманию того, что произошло со Стасиком?

Отец принимал меня так, будто разговора по телефону не было вовсе: спокойно, без эмоций, не выказывая попыток мне что-то рассказать. Мне поужинали овощным салатом и жареной говядиной, искусно приготовленной Клавдией, и только после этого Михал Михалыч пригласил меня подышать воздухом в саду. Кошки неотступно следовали за нами.

– Ну что, ты выяснила что-то важное или тебя что-то беспокоит?

– И то, и другое, папа. Ты знаешь, что Инга пропала?

– Как пропала?

– Ну а как пропадают люди? Вчера была – сегодня нет. Как-то так.

– Я знал, что наутро после смерти Стаса она отправилась в Турцию. Но уже вернулась и даже была допрошена. Под пропажей ты имеешь в виду, что она исчезла уже после этого?

– Именно так. После этого. Я хотела с ней поговорить, но дверь никто не открывает, а телефон звонит в квартире. Я сообщила Сереже, ее ищут.

– Ну а в квартире Екатерины ты была?

– Была, но там нет ничего особенно интересного, – соврала я. – Почему ты не сказал мне о существовании этой квартиры?

Отец вздохнул, ему трудно было говорить, я чувствовала.

– В этой квартире Катя родилась, понимаешь? Стас воспринимал эту квартиру именно таким образом: как родовое гнездо матери. Хотя сам он там не жил, туда он ходил к деду с бабкой. По идее, квартира должна была ассоциироваться у него с ними, но после смерти мамы он слегка зациклился… Он очень тяжело все это переживал. Не мог смириться с потерей. Он очень любил мать. И та квартира стала для него как храм какой-то, что ли… памяти мамы. В общем, ни продавать, ни сдавать ее он не хотел. Говорил, что когда женится, будет сам там жить.

– А почему ты считал, что он не мог пойти туда? Я нашла там смятое постельное белье.

– Значит, я ошибался, – пожал плечами отец, – просто пару лет назад мы со Стасом сильно поругались, и он, громко хлопнув дверью, ушел из дома. Снял посуточную квартиру в доме, где через два дня прогремел взрыв, газ в какой-то квартире взорвался. Стас тогда не на шутку перепугался. Тогда-то я и спросил его, что за нужда мыкаться по чужим углам, если есть квартира. Знаешь, что он мне ответил? «А ты бы стал ночевать в храме?» Для него это была не просто квартира.

– Да, я заметила. Скажи, папа, а тот человек, которого обвинили в смерти Екатерины Сергеевны, где он сейчас? Не может быть, чтобы Стас вышел на него, и он…

– Нет, – перебил меня отец, – этого быть не может. Того человека нет в живых, это установлено точно. Надеюсь, ты не сомневаешься в моих возможностях?

– То есть ты сам проверил эту информацию?

– Да, она абсолютно достоверна. Он умер там, где отбывал наказание.

– Ненасильственным путем? – не удержалась я.

– Он умер естественной смертью, от цирроза печени, – спокойно ответил отец.

– Я не могу ответить на вопрос, каким образом некто – будем называть его так – мог связаться со Стасом, не оставив при этом никаких следов. И пока у меня нет даже вариантов ответа, я не могу продвинуться дальше, понимаешь?

– Ну а подтверждение знакомства Стаса и Инги ты нашла?

– Да, – угрюмо ответила я, – они даже вместе ездили отдыхать в Египет. Это было до вашей с ней встречи, но то, что ты подозревал, оказалось правдой – Стас был знаком с Ингой раньше, имел с ней тесные отношения. И, видимо, привел в дом с какой-то целью.

– Какие версии?

– Думаю, она ему надоела или он просто хотел устроить ее жизнь, потому что сам жениться на ней не собирался. Это самое простое, что можно предположить.

– Действительно…

Больше отец меня ни о чем не спрашивал. Интересовался только здоровьем и поведением Феофана. Я показала ему фотографии котенка и засобиралась домой. Мне не терпелось просмотреть документы, изъятые из комода. Зачем Стас их собирал, если преступника давно нет в живых? Знал ли отец об этих изысканиях? Придавал ли им какое-то значение? Или считал недопустимым вмешиваться в горе своего сына, лезть в сугубо личный кошмар, который каждый переживает в скорбном одиночестве?

Дома я аккуратно разложила бумаги и собиралась приступить к чтению, но что-то меня задерживало. Фантик, поросенок, ухитрился покакать так, что две аккуратные маленькие какашки висели у него под хвостиком, прилипнув к области повышенной пушистости. Пришлось провести гигиенические процедуры и выслушать гневное шипение сопротивляющегося кота. Потом я решила сделать себе капучино, затем вспомнила, что не выпила витамины. Что-то меня все время отвлекало. Может быть, страх узнать что-то новое? Наконец я собралась, но в первую очередь решила открыть прозрачную папочку на кнопке – там лежали документы, датированные более ранним периодом. В конце концов, о том, что случилось позже, я знала – Андрей Иващенко, будучи пьяным, насмерть сбил Екатерину Кондрашову. О том, что раньше было с этим человеком, я не имела представления.

Представить себе судьбу Андрея Иващенко оказалось не так сложно. Он рос в районе, где граница была чисто условной, только говор разнился, и то не очень. Сначала родители жили по ту сторону, потом перебрались на российскую территорию, где было легче с работой. До 18 лет Андрей жил на два дома: бегал то туда, то сюда. Там была горилка, тут самогон. Там сало, тут щи, там Галка, тут Светка. И там, и тут было неплохо: все знакомые, можно сказать, родные, везде весело, пьяно, сыто. Бывало, что и морду побьют, но тоже: то там, то тут. Ритуал везде один и тот же.