— Да! — отрезала Али и неожиданно привалилась ко мне всем телом, будто растратила все силы махом.

— Что же, тогда не вижу ни единой больше причины церемониться и вести себя так, словно здесь присутствует ровня мне. — Переведя свой рыбий взгляд на меня, он достал телефон и набрал номер: — Полиция? Взлом с проникновением и попыткой изнасилования на Эплтри роуд, 18. Мужчина, похоже, латиноамериканец, явно криминальная внешность… Что? Да, я собственник дома.

— Что ты несешь, Томас? — закричала принцесса. — Это мой дом, и никто его не взламывал, а единственный, кто тут незаконно, — это ты! Убирайся!

— Ошибаешься, дорогая. Дом был наш, но раз отныне ты не желаешь быть моей женой, то он мой и только мой. А у тебя нет ничего. Вообще.

Глава 14

До сего дня я думала, что просто не способна кого-то ненавидеть. Всегда у любого человека есть некие причины для поступков, дурно выглядящих для других, но в собственных глазах хоть частично оправдывающих, а относительно меня никто до сих пор не делал ничего по-настоящему плохого, так что и для пробуждения этой сильной эмоции причин не было. Но в тот момент, когда моему Рику заломили руки полицейские, явно нарочно причиняя совершенно незаслуженную боль, и потащили прочь из дома, вообще не обращая внимания на мои уговоры и заверения, что он желанный гость, я реально возненавидела Томаса. Того самого мужчину, что был для меня всегда объектом восхищения и любви, не растерявшим ореола своей исключительности до нашей последней шокирующей беседы в кафе. Теперь же его черты выдавали скрытую раньше от меня сущность жестокого и морально уродливого человека.

Ни единое мое слово не было услышано стражами правопорядка, зато Томасу они разве что в рот не смотрели, принимая все им сказанное за истину.

— Моя жена просто не в себе, сами понимаете: такое потрясение, паника, стыд… — стоило сказать ему, и меня просто перестали замечать, а Рик превратился в преступника, которого нужно хватать и волочь, сворачивая в бараний рог.

— Тш-ш-ш, принцесса, — умудрился ухмыльнуться мне Мангуст, прежде чем его сунули на заднее сиденье. — Мне не впервой, нормально все! Ну посижу чуток, и выпустят.

— Господи, ну как так-то?! — Мне было плевать, что почти визжу и что наверняка меня слышат все соседи. — Какое право у вас забирать ни в чем не повинного человека и обращаться с ним подобным образом?!

— Мэм, успокойтесь, вернитесь к мужу и вызовите врача. — Высокий рыжий коп не слишком любезно отпихнул меня плечом от машины и переглянулся со стоявшим на крыльце с невозмутимым лицом Томасом как-то многозначительно. — Вам явно требуется профессиональная помощь.

— Я ненормальная, по-вашему? Этот мужчина — мой гость! Не преступник! Вам следует отпустить его немедленно и извиниться за грубость!

— Ага, мы во всем разберемся. — Передо мной захлопнулась дверь машины, и Рика увезли, оставив меня посреди улицы.

— Как ты мог так поступить? — сжав кулаки, я двинулась к бывшему мужу, впервые в жизни испытывая порыв причинить кому-то вред. Не кому-то. Конкретно ему. Потому что по его вине сделали больно Рику, а это ощущалось в сто раз хуже, чем если бы мне.

— Как поступить, Алеена? Правильно?

— Что правильного в том, чтобы оговорить невиновного человека и отправить его ни за что в каталажку? В мире каких ценностей подобный поступок может выглядеть правильным?

— Дорогая, войди в дом и прекрати выставлять себя посмешищем. Я не хочу увидеть завтра в сети эту безобразную сцену, — Томас, ничуть не изменившись в лице, распахнул дверь, приглашая меня внутрь.

— В дом, который ты уже объявил не моим? — Я пронеслась мимо него в спальню, захлопнула дверь и начала торопливо одеваться.

— Сейчас, когда рядом нет этого человеческого мусора, забивающего своей похотливой вонью твои мозги, у тебя, возможно, и выйдет взглянуть на ситуацию адекватно. А я снова проявлю благородство и дам тебе для этого время и пространство. Все делают ошибки, Алеена, и разумные люди должны уметь прощать. — В голосе Томаса было столько холода, что он, казалось, тыкал в меня ледяной иглой.

— Мне не нужно твоего прощения или оценки моих поступков, Томас! — огрызнулась я, а за дверью что-то заскрежетало. — Я не считаю ни наш развод, ни мои отношения с Риком никакой ошибкой!

Застегнув джинсы, я схватила телефон и сумку и кинулась на выход. Я не оставлю своего Мангуста в одиночестве. Пойду в чертов участок (или куда там его потащили) и стану приставать там ко всем и каждому, пока меня не только не выслушают, но и услышат.

Но ручка не поддалась, а дверь не открылась.

— Томас, да ты в своем ли уме?! — закричала, стукнув кулаком по дереву. — Поверить не могу! Ты меня запер?

— Ограничил в передвижениях, дорогая, для твоей же пользы. Дал тебе время отойти от излишней эмоциональной встряски и оценить все риски разумно, а не под действием сиюминутных чувств.

— У тебя нет права поступать со мной подобным образом! — На этот раз дверь я уже пнула.

— Это спорный вопрос. Если это во благо и убережет тебя, мою жену и любимую женщину, от опрометчивых и вредных поступков, то вполне даже имею. И пререкаться сейчас мы не станем. — Как же я хорошо знаю этот его «обсуждение закончено, и будет так, как я сказал» тон. — Я вернусь позже, а ты пока хорошенько подумай о том, что теряешь вместе со статусом моей супруги, включая этот дом.

— Он достался мне от матери, Томас! Ты не можешь претендовать на него.

— Знаешь, ты всегда немного халатно относилась к деловым вопросам, но должна помнить, что подписывала некие бумаги, передающие мне, твоему законному супругу, все права на управление твоими финансами. И за пять лет брака я перевел все активы на свое имя, не с целью обобрать тебя, упаси бог, дорогая, мне и своего за десять жизней не потратить, а потому что так было удобно. Но раз уж так ныне оборачивается, то по факту на данный момент у тебя нет ничего, как я и сказал уже ранее.

— Как ты мог! Ты обязан все мне вернуть! — Я безуспешно бросалась на дверь, но Томас просто взял и ушел.

Хлопнула входная дверь, и в доме воцарилась гнетущая тишина. Но я не намерена была сидеть и ждать и уж тем более обдумывать «свое импульсивно неправильное поведение» в угоду человеку, готовому, как выяснилось, меня запереть, обобрать до нитки, оговорить дорогого мне мужчину и все исключительно ради того, чтобы я оставалась в тех самых,