– Пражские гадалки не более подлинные, чем все прочие. Однако, очевидно, здесь ты получила больше, чем ожидала, – предположила Ирен.

– О, в самом деле. Но сначала ты должна увидеть комнату, где произошло убийство. Пусть она самая обычная, но я надеюсь, что ты обнаружишь там что-нибудь экстраординарное.

Ирен ничего не ответила, решив подождать с суждением, пока не увидит все собственными глазами.

Я не горела желанием обследовать грязные комнаты в театральном районе. Как я заметила, Ирен это предприятие тоже не улыбалось, что снова меня удивило, поскольку театральный мир был ее домом. По крайней мере, на протяжении всего нашего знакомства.

В кои-то веки Пинк не преувеличивала. (Иногда ее речи звучат с таким же восторженным придыханием, как многочисленные заголовки сенсационных статей в газетах.)

Наш экипаж остановился перед еще одним облицованным коричневым песчаником пятиэтажным домом, которых полно в Нью-Йорке. Он ничем не отличался от прочих – тот же пролет ступеней и единственный эркер, выходящий на улицу.

Ирен заплатила кучеру после того, как мы сошли: в экипаже не было удобной дверцы в потолке. Очутившись на тротуаре, мы подобрали юбки, чтобы не запачкать их в уличной грязи.

Примадонна окинула оценивающим взглядом здание, вполне респектабельное с виду – за исключением того, что в одном окне мы увидели хрустальный шар.

– Это же место преступления! Почему полиция не опечатала помещение и мы можем свободно войти?

Мисс Пинк Кокрейн фыркнула, как негодующий пони:

– Во-первых, полиция презирает мероприятия вроде спиритических сеансов и сочла показания свидетелей – в том числе и мои – «истерическими». Во-вторых, в одном только прошлом году в перенаселенных многоквартирных домах Нижнего Ист-Сайда умерло почти двадцать пять тысяч человек. В Нью-Йорке смерть часто представляется правилом, а не исключением. В-третьих, городская полиция коррумпирована. Она берет взятки за расследования – вот почему мы с вами занимаемся этим сами. И в-четвертых (если мало предыдущего), могу тебя заверить, что никому ни до чего нет дела. За исключением квартирных хозяек, которым из-за суеверий не удается сдать такие комнаты. Именно поэтому квартира пустует уже две недели после убийства.

Мы постучали в дверь, и нам открыла маленькая женщина с увядшим личиком, похожим на скорлупу грецкого ореха.

Она кивком пригласила нас войти.

В темноватой прихожей стоял тяжелый запах, напоминавший о ладане, и я закашлялась.

– Вот уж не думала, – прокомментировала Ирен, – что мои маленькие сигары покажутся фимиамом. Но здесь…

Ей не было нужды продолжать. Дым от сигары действительно ощущался французскими духами по сравнению с этой вонью. К сильному аромату восточных благовоний примешивался запах вареной капусты, характерный для меблированных комнат.

Я не сомневалась, что мы находимся именно в таком помещении. Окончательно убедила меня в этом обшарпанная мебель с изношенной обивкой в прихожей.

По-видимому, хозяйка узнала Пинк: она взяла гостью за руку и провела в гостиную.

Здесь воздух был еще тяжелее, чем в прихожей, и пахло еще более странно и неприятно.

Квартирная хозяйка сразу же вышла. Ирен приблизилась к двери, чтобы удостовериться, что она плотно прикрыта и нас никто не подслушивает.

Когда крепкие дубовые створки закрылись, их скрип почему-то вызвал у меня ассоциацию с захлопнувшейся крышкой гроба… Я невольно вздрогнула, что неудивительно, учитывая наши недавние приключения.

Ирен успокоилась и обрела свою обычную деловитость и проницательность.

– Насколько я понимаю, это комната, в которой происходил спиритический сеанс.

Пинк кивнула в полумраке.

– Как была расставлена мебель? Ты должна мне показать.

– Откуда ты знаешь, что она стояла не так, как сейчас?

– Потому что на ковре имеются вмятины от ножек стульев и стола, которые обычно расставлены иначе.

– Тут слишком темно, так что ничего не видно, – пожаловалась Пинк.

– Но можно определить на ощупь. – Ирен снова пересекла комнату. – Благодаря своей прежней профессии я привыкла передвигаться по темной сцене. Ноги чувствуют малейшее изменение. Можно зажечь свет?

– Да. Тут газовое освещение.

Пинк приблизилась к бронзовой лампе на стене и включила ее. Шар из матового стекла загорелся полной луной.

– Газ, – произнесла Ирен с отвращением. Таким тоном она говорила только о проблемах с пищеварением, которые неприлично упоминать в обществе.

В наступившей тишина я услышала шипение газа и поняла скептическое отношение Ирен к новой системе освещения. Газ, невидимый и не имеющий запаха, смертельно опасен, как змея, спрятавшаяся в высокой траве.

– Во время сеанса свет был потушен. – Ирен скорее утверждала, нежели спрашивала.

– Конечно. Мадам Зенобии требовалась полная темнота для работы.

– Так же, как вору, похищающему драгоценности, – заметила примадонна.

Она быстро кружила по комнате и, сняв перчатки, проводила кончиками пальцев по стенам и мебели. Мы с Пинк стояли вдвоем в центре комнаты, с интересом наблюдая за Ирен. Несколько раз обогнув помещение, она присоединилась к нам.

– Какова была репутация этой женщины как медиума? – спросила моя подруга у Пинк.

– Она… о ней писали все газеты верхней части штата Нью-Йорк и Коннектикута. И она была широко известна как медиум. Ее сравнивали с Эммой Хардинг[31]…

– Для меня это не аргумент, – перебила ее Ирен с коротким резким смешком. Меня покоробило, насколько он напомнил лающий смех Шерлока Холмса.

Примадонна указала на те места на полу, где ее ноги нащупали нечто любопытное:

– Стол красного дерева в центре передвинули на два фута. Посмотрите на вмятины в турецком ковре здесь… и здесь. Маленькие столики, разумеется, тоже перемещали в спешке по периметру комнаты, причем недавно. Полагаю, еще до прибытия полиции?

– В тот день комнату готовили к спиритическому сеансу.

Ирен шагнула к тяжелому, без скатерти, обеденному столу в стиле ампир, стоявшему в центре комнаты. Над ним находился огромный газовый светильник.

– На столе была скатерть во время сеанса? – осведомилась примадонна. – Обычно бывает.

– Да, но тогда его покрывала легкая шелковая шаль с длинной бахромой.